БЛЯТЬ, ДАЙТЕ УЖЕ СИГАРЕТУ.
короче, это эванстэн, пришедший ко мне в три часа ночи. дописала, что могла, всего тут будет, наверное, частей восемь, но кто же предскажет, сами знаете.
they're building towers; эванстэн; скорее всего без особого рейтинга; в процессе;
совсем-не-художник крис эванс рисует свои картины, у себастиана стэна - цветочный магазин, вокруг них - нью-йорк, а они - в нем.
вообще, это такой немного эксперимент, но я не скажу, в чем именно, посмотрим, как допишу хдд . умею я писать и доносить русскими словами то, что хочу выразить, или не очень умею
энивей. инджой. или типа того
1 и 2; 2688 слов.1.
Крис рисует дождь.
Дождь в Сохо – не серый, как его любят описывать; дождь в Сохо – это глубокий синий, и аквамариновый, и немного красный, потому что дождь в Сохо – временами злой, но в целом спокойный, устаканившийся, занимающий свое место в мире так же, как люди, живущие с Крисом по соседству. Обитатели Сохо могут мнить себя мятущимися, непризнанными душами, одинокими гениями, бесславными артистами, но, на самом деле, – Сохо – такая же ниша в Нью-Йорке, как Бруклин, или Верхний Ист-Са йд, или окраины Квинса, – любая ниша рано или поздно заполняется чем-то, так же обыденно, как краски Криса заполняют пустоту на холсте.
Потому что ничто не остается пустым надолго, и в мире слишком много обыденных вещей, и Крис.
Крис не мнит себя одиноким гением.
Он просто рисует.
– У тебя совсем нет друзей, – подает голос с дивана Скотт, устав, видимо, бесцельно перещелкивать каналы. – Я не говорю, что ты меня волнуешь, но Крис, в последнее время, правда…
– У меня есть друзья, – отвечает Крис ровным автоматическим голосом, какой обычно звучит из трубки, сообщая о недоступности абонента. – И тебя не должно это волновать. И, – подумав, добавляет он, пытаясь сфокусировать внимание на палитре, – ты мне мешаешь, бро.
Скотт вздыхает так тяжко, словно Крис его чем-то обидел; Крис немного устал чем-то обижать людей, особенно когда не может взять в толк, чем именно.
Особенно когда может.
Крис немного устал слушать то, что может без посторонней помощи повторить наизусть, – ты что-то сдал, приятель, с тобой что-то не то, почему тебе не сиделось в Бостоне, – хорошо, конечно, что родители помогают тебе с арендой, но, – я в тебя верю, естественно, верю, Крис, о чем ты вообще, просто подумай, – ты какой-то грустный, и слова не вытянешь, я знаю, ты сказал, все в порядке, – мог бы хоть улыбнуться, знаешь.
Крис знает.
Скотт – это голубой и коричневый, семья и уверенность; Скотт играет в любительском театре каждое второе воскресенье месяца, Скотт любит свою дебильную офисную работу и говорить правду; Скотт говорит правду, как никто другой, выдавая ее в те моменты, которые сам считает нужным, провоцируя задушевные разговоры на пустом месте; Скотт – тот парень, что заставил весь свой отдел в полном составе участвовать в прошлогоднем гей-параде, лично выбрав самые яркие костюмы из тех, что позволял бюджет.
Скотт замалчивает очевидную правду, – то, что считает, будто Крис живет как-то не так, – но озвучивать и не обязательно; Крис знает.
Скотт говорит:
– Ладно, – пожимает плечами, словно пытаясь стряхнуть с себя что-то тяжелое, неуместное и неуютное, ту ношу, о которой никогда не просил. – Ладно, Крис. Мне уже пора, Джейми ждет. Точно не хочешь с нами поужинать?
– Точно, – кивает Крис, бессильный полностью переключить внимание на младшего брата, и переводит взгляд за окно. Дождь все еще идет, ливень, на самом деле, и Крис уже представляет, как бежит за сигаретами, бессмысленно запахивая поглубже куртку, и вокруг все смешивается в синий. – В следующий раз. Передавай Джейми привет.
– Передам, – говорит Скотт, хлопая его на прощание по плечу с не рассчитанной силой; от неожиданности Крис едва не роняет кисть и слегка морщится, но Скотт уже этого не видит, закрывая за собой дверь.
Дождь выходит настолько же унылым, насколько Крис ощущает себя сегодня; в каком-то смысле это справедливо.
*
Он берет трубку, когда понимает, что человек на том конце провода достаточно настойчив, чтобы не оставить его в покое просто так.
– Это Крис Эванс? – голос женский, звонкий, бодрый почти до тошноты; Крис представляет себе бойкую невысокую девчонку, вряд ли старше его самого, рыжие волосы забраны в неаккуратный хвост, на ногах – оранжевые конверсы.
– Да. С кем я говорю?
– Меня зовут Кэт, и я представляю “Нью-Йорк Таймс”.
Крис едва сдерживается, чтобы не сбросить звонок немедленно; звучит слишком странно для глупого розыгрыша, но, с другой стороны, в двадцать первом веке розыгрыши могут быть любыми; и все-таки.
– “Нью-Йорк Таймс”, – повторяет он. – Простите, при чем тут я?
Кэт смеется так радостно, словно Крис удачно пошутил, но он пока – единственный, кто не понимает, в чем юмор.
– Вы как раз тот, кто мне нужен, – говорит она. – Я представляю интересы издательства и Нью-Йорк-Таймс-билдинг, вы знаете, наша штаб-квартира на Восьмой авеню?
– Знаю, конечно, – Крис кивает, уставившись на не до конца зарисованную его пробами в граффити стену, и повторяется за неимением новых слов: – Простите, при чем тут я?
– Конечно, – Кэт снова смеется, – несколько этажей, отведенных издательству, не имеют формат открытого пространства, и традиционно в холлах и коридорах мы вешаем произведения искусства. Картины различных художников. Вы, возможно, слышали.
Крис, возможно, слышал.
Он не так давно в Нью-Йорке, но крутится в сообществе достаточно, чтобы знать, что на стену в Таймс-билдинг не попадают просто так; имена тех художников так или иначе уже известны хотя бы части широкой публики, о новых пополнениях в собственной коллекции “Таймс” публикует достаточно обширные заметки и устраивает соответствующие мероприятия; Крис хочет повторить, – простите, при чем тут я? – но в третий раз это было бы совсем уж по-идиотски; к счастью, Кэт перепрыгивает через всякую неловкость, попросту продолжая говорить.
– Так вот, через несколько месяцев, в начале октября, мы собираемся в очередной раз обновить нашу, если позволите, выставку, представить на обозрение что-то новое. Я бы хотела официально предложить вам сотрудничество.
– Простите, при чем тут… То есть, – Крис сбивается, все еще уставившись в стену; позабытые краски высыхают в не вымытой палитре, брошенной рядом с остывающим кофе, – вы не могли бы объяснить подробнее?
– Да, разумеется. Крис, мы можем предложить вам три места в обновленной коллекции, три картины вашего авторства. Если вы заинтересованы, я приглашаю вас в нашу штаб-квартиру для обсуждения конкретных деталей, как вы на это смотрите?
Крис не смотрит; он закрывает глаза, потому что так убедить себя в том, что это не шутка, отчего-то кажется проще.
– Как вы узнали обо мне? – спрашивает он в конце концов, откровенно не понимая; да, у него есть сайт, и несколько работ, участвовавших в мелкого рода выставках, и опыт в иллюстрировании книг и журналов, и еще пара проектов, но ничего особенного; ничего такого, что могло бы сделать его заметным.
Выделяющимся среди прочих.
В Нью-Йорке таких – куда ни плюнь.
– О, – Кэт оживляется, будто бы только и ждала вопроса, – я наткнулась на ваш сайт, вообще-то случайно, по какой-то перекрестной ссылке, в раздел с последними работами, и сразу подумала, что вы пишете потрясающе. Показала руководству, все со мной согласились, и вот мы здесь.
– И вот мы здесь, – эхом откликается Крис; похвалы он в основном пропускает мимо ушей, но история проясняется хотя бы немного. – Могу я узнать, есть ли какая-то определенная тематика? Чего нужно будет придерживаться?
– Нет, полная свобода, – немедленно отвечает Кэт, и, подгоняемая неопределенно-вопросительным мычанием Криса, продолжает: – Мы давно уже убедились, что самые впечатляющие работы получаются, если художника ни в чем не ограничивать. Дух свободы, которого издательство, честно скажу, не всегда придерживается в работе над печатными продуктами, но что касается искусства – тут вы вольны делать, что хотите. Мы верим в то, что результат нас не разочарует.
– Вы и правда так уверены, – не удерживается и хмыкает Крис, но Кэт только посмеивается, снова, и Крис все еще не посвящен в шутку.
– Я лично верю в вас, Крис, обещаю, – говорит она, и в ее голосе нет фальши; Крис представляет оранжевые кеды с наполовину развязанными шнурками, широкий монитор рабочего компьютера на офисном столе и приклеенные к клавиатуре разноцветные стикеры.
Крис не знает, что делать, но, вроде бы, никто еще не умирал, пытаясь.
Вроде бы; Крис не слишком силен в мировой истории.
– Хорошо, – вздыхает он; может быть, слишком тяжело для такого позитивного разговора, но Кэт явно все равно. – Хорошо. Давайте попробуем.
– Отлично! В какое время вам было бы удобно?
– Скажите, в какое время удобно вам, – Крис пожимает плечами; сегодня понедельник, и, если верить кухонным часам, едва перевалило за девять утра, но он в любом случае неприхотлив, – и я подъеду. Я работаю из дома, так что.
– Хорошо, Крис, мы хотели бы утрясти все детали как можно быстрее, поэтому, если есть возможность подъехать прямо сегодня, к полудню? Наш точный адрес…
– Да, – соглашается Крис, быстро, не давая себе времени передумать, – да. И я знаю адрес, спасибо, – он натянуто смеется вместо извинения за то, что перебил, – иногда гуляю в тех местах.
– Вот и здорово, – солнечная Кэт светится даже через телефонный динамик, и Крис почти улыбается. – В полдень! Подойдете к администрации на первом этаже, назовете свое имя и вас проводят. Спасибо большое, Крис.
– Спасибо вам, – автоматически отвечает Крис и, повесив трубку первым, растерянно смотрит на погасший дисплей.
Я стану звездой Нью-Йорк Таймс, пишет он Скотту, и тот отвечает двумя строками вопросительных знаков.
Крис не объясняет, потому что не уверен, как объяснить.
2.
Визит в Таймс-билдинг отнимает у Криса куда больше нервов, чем следовало бы; он чувствует себя откровенно не на своем месте в огромном холле, со своей россыпью нелепых татуировок, проколотым ухом и одеждой разных оттенков черного; с щетиной и в потертой кожаной куртке он больше похож на бандита, чем на свободного художника, но все это – то, что есть у Криса, – то, что есть в нем.
Крис знает, как скрываться за тем, что уже имеет и выбрал сам, и не может представить, в какой ситуации добровольно подпишется на стресс вроде поиска несуществующей в его шкафу деловой рубашки или гребаного пиджака.
Крис, впрочем, узнает, что для “Нью-Йорк Таймс”, – в отличие от администратора на первом этаже, женщины с лицом его первой учительницы, сияющей презрением через стильные очки, – его внешний вид не имеет никакого значения.
Кэт оказывается очень высокой блондинкой на не менее высоких каблуках; впрочем, как и представлялось Крису, она нетипично смешлива, а на мониторе ее компьютера он замечает стикеры, пускай все они – одного цвета. Кэт провожает его к своему начальнику, и садится на третий свободный стул, и Крис проводит полчаса, пытаясь осмыслить, в какой момент “Нью-Йорк Таймс” успела втиснуться в его небогатую красками жизнь.
Перестать заморачиваться ему не помогает и гонорар, обозначенный начальником – мистером Рэдли – словно бы между делом, как будто для мистера Рэдли писать подобные суммы на листе бумаги совершенно в порядке вещей; как будто для Криса в порядке вещей – представлять подобные суммы на собственном банковском счете.
Мистер Рэдли подтверждает, что на написание трех картин у него есть три месяца, до конца сентября; подтверждает, что Крису дается полная свобода действий; добавляет, что расходные материалы, “разумеется”, оплачивает корпорация, и призывает связываться с Кэт по любым вопросам.
Крис жмет мистеру Рэдли руку и неловко машет Кэт, прежде чем перед ним съезжаются дверцы лифта; через стеклянные стенки, спускаясь на первый этаж, он рассматривает остающиеся поверх него оупен-спейсы, заполненные тусклыми красками и не менее тусклыми людьми.
Когда Крис выходит на улицу, Таймс-билдинг нависает над ним, напоминая о том, как стремительно он умудрился продаться капитализму.
Крису двадцать шесть, и с продажностью всех, включая себя, он уже смирился.
*
Цветы, решает Крис.
Ему нужны цветы.
Краски, которые чаще всего ложатся на его холст – это пестрый Нью-Йорк и сероватый Бостон, хорошие люди и плохая погода, торжество урбанизма во всей красе; но сегодня, кажется, один из тех дней, что люди, регулярно посещающие психотерапевта, зовут “хорошими”.
Это хороший день, и Крису нужно что-то, выходящее за рамки; цвета, о которых он успел забыть.
Поэтому, поднявшись со своей станции метро, он вытаскивает из кармана телефон, едва не сбивая с ног торопящуюся по тротуару навстречу женщину, и открывает приложение с картой, выискивая среди десятка условных обозначений ближайшие к дому цветочные магазины.
Самодельная вывеска гордо гласит: “Цветы”; выкрашенная в бледно-розовый цвет дверь и пара панорамных окон зажаты между круглосуточным магазином товаров первой необходимости и явно заброшенной школой актерского мастерства, где на стеклах теперь красуется объявление об аренде.
Крис качает головой и, отпуская минутные сомнения, заходит внутрь.
В магазине все выглядит так, как и пристало любому месту, продающему нечто живое и привлекательное, – цветы здесь повсюду, – в горшках и кадках, на полках, на полу, на оконных витринах, в коробках, в виде семян на специальном стенде; запах, пускай и приятный, немного кружит Крису голову, а яркий свет множества развешанных по стенам и потолку ламп вместе со всей прочей обстановкой заставляет его ощутить себя не в крохотном цветочном в Сохо, а на какой-то поляне в разгар цветения, – это был бы выходной, над головой маячило бы практически ослепляющее солнце, на небе не было бы ни облака, и пастельные тона мешались бы со всеми оттенками желтого и зеленого.
Потерявшись во внезапной, забытой уже пестроте ощущений, Крис не сразу понимает, что в помещении никого нет.
Он проходит вперед; около кассы – пусто. За ней – распахнутая дверь, открывающая вид на небольшой коридор, ведущий наверняка в подсобку, и Крис откашливается:
– Тут есть кто-нибудь? – не получив отклика, он повышает голос. – Эй? Вы не закрыты?
Ответом служит приглушенный грохот – будто где-то свалилась целая гора коробок или книг, – и куда менее приглушенные ругательства; через несколько секунд из того крохотного коридора появляется парень.
Крис не задерживает дыхание, не чувствует никаких романтических трепетаний и вообще не реагирует физически, но ему вдруг кажется, что его мозг только что замкнулся, сфокусировавшись исключительно на незнакомце, – Крис пялится на нахмуренное отчего-то красивое лицо, белый – молочный, пожалуй, таким рисуют Млечный Путь и облака – мягкий джемпер с закатанными рукавами и взъерошенные волосы; кольца на пальцах и тонкие серебряные цепочки, обмотанные вокруг левого запястья, должны бы придавать образу остроты, но, – напротив, – парень кажется еще мягче. Как будто он – та самая палитра пастельных тонов, и нечто плавное, и спокойное, и целостное, и все, чем Крис не является.
Это бред, – полных противоположностей не существует в принципе, – но Крису кажется именно так; он представляет себе две нарисованные жестким карандашом параллельные линии, которые никогда не пересекутся, и ему хотелось бы, чтобы Евклид пошел к черту со своей геометрией.
– Эй, – парень щелкает пальцами у Криса прямо перед носом, и тот вздрагивает, возвращаясь в реальность. – Ты меня ограбить пришел?
Это не первый человек, который судит Криса по внешнему виду, но куда чаще он ощущает от подобных реакций мрачное, секундное удовлетворение – а не призрачное разочарование, как сейчас.
– Нет, – честно отвечает Крис, поднимая руки ладонями вперед в жесте обезоруженности. – С чего бы я стал это делать?
– Ну, ты так выглядишь, как будто, знаешь, – парень, вмиг потеряв все намеки на жесткость во взгляде, склоняет голову к плечу, словно всерьез задумывается, – либо ограбить меня пришел, либо по объявлению в модельное агентство. Только двери спутал, модельное – в соседнем квартале.
Крис не знает, что ответить; ему хотелось бы подобрать парочку острых ремарок, но он все еще пялится на облачный джемпер, и серебряные цепочки, и ему, в самом деле, должно бы уже стать стыдно.
– Этот цветочный магазин называется “Цветы”, – озвучивает он без особого осуждения мысль, которая где-то на краю сознания не давала ему покоя последние пять минут; парень смеется, заставляя пространство вокруг заиграть солнечными бликами, и его смех напоминает Крису о параллельных линиях.
– Владелец сам придумал, говорит, что простота – залог успеха и все такое, – помедлив пару секунд, парень все так же солнечно улыбается, стирая впечатление от первых моментов встречи как хороший ластик. – Владелец, кстати, я. Себастиан Стэн, – он протягивает руку, и Крис встречает его коротким рукопожатием на полпути.
– Крис Эванс, – он усмехается. – Хорошо, а то я уже собирался начать выдумывать тебе клички.
– И какие, например?
– Тот Грубый Тип С Цветами? – беспомощно пожимает плечами Крис, и Себастиан смеется, снова, слегка запрокидывая голову:
– Эй! – он становится чуть серьезнее так же плавно, как до того начинал смеяться, так же плавно, как говорит. – Нет, на самом деле, я прошу прощения. Редко сужу по первому впечатлению, но, – Себастиан пожимает плечами примерно так же беспомощно, трет ладонью предплечье, – день какой-то хреновый. У тебя, надеюсь, лучше, Крис Эванс.
– Вообще-то, да, – решает вдруг Крис; ему хотелось бы знать, что может испортить Себастиану день, но он не может придумать ни единой разумной причины. – Я поэтому здесь.
– О, – Себастиан оживляется. – Нужен букет? По какому случаю? Для кого-то определенного?
– Нет, я, – Крис мотает головой, придумывая, как облечь такую очевидную ему мысль в слова, – мне нужно что-то красивое. Что-то, на что хотелось бы смотреть, что я мог бы нарисовать.
– Художник? – Стэн изучает его внимательным, теплым взглядом, и оживление его увеличивается, но не в громкости, а в объеме, словно он способен своей увлеченностью разговором запереть Криса в своем магазине и не выпускать; мысль не кажется Крису абсурдной. – Стой, я должен тебя знать? Я могу потом рассказывать друзьям, как ко мне в магазин пришел сам Крис Эванс, и они будут ахать, ох, боже, это же второй Пикассо?
Крис хочет честно ответить, что он не художник, но останавливается на нейтральном, легком:
– Нет, ничего такого. Но “Нью-Йорк Таймс” только что предложили мне повесить пару своих работ у них в штаб-квартире, – признается Крис, и глаза Себастиана загораются:
– Поздравляю! – он круто разворачивается и едва ли не бросается через весь торговый зал, уже начиная подбирать цветы; словно поймав потерянную на половине пути мысль, он оборачивается, поймав взгляд Криса. – Правда, поздравляю. Звучит как достижение.
Может быть.
Может быть, и звучит.
– Спасибо, – отвечает Крис; Себастиан, практически уткнувшийся в георгины носом, улыбается.
Замерший посреди цветочного магазина с самым банальным названием, Крис остается обезоруженным.
3 и 4; 2407 слов.
3.
Себастиан подбирает ему настоящий, полноценный букет, и Крис не знает, почему так удивлен, словно ожидал чего-то иного от похода в цветочный магазин; букет пестрит оттенками синего и молочно-белым, как бесконечное небо с редкими облаками.
Крис не уверен, что это именно то, что нужно.
- То, что нужно, - тем не менее, говорит он, когда Стэн заканчивает; на подбор цветов у него ушло минут десять, за которые они успели каким-то образом обсудить преимущества лилий перед розами, погоду в Нью-Йорке и последний сингл alt-j. - Спасибо. Может быть, потом приду за еще одним.
- Было бы неплохо, - Себастиан сосредоточенно хмурится на кассовый аппарат, пока пробивает чек. - Было бы еще лучше, если бы я увидел что-то из твоих работ, ну, знаешь, - он поднимает брови, пожимает плечами, - чтобы понимать, какие цветы тебе нужны. Какие цвета.
- У меня есть сайт, - зеркалит пожатие плеч Крис; добавляет быстрее, чем успевает спохватиться: - Или, когда я закончу с первой картиной, я мог бы показать тебе. Я работаю дома, отдельная комната под мастерскую, ну и. Если это не странно?
Себастиан улыбается так, будто Крис сделал ему комплимент.
- Нет, не странно, - непринужденно отвечает он, забирая протянутые Крисом наличные; высчитав сдачу, он убирает одну копию чека в кассу и задерживает взгляд на второй. - Я бы хотел посмотреть. Честно говоря, я не особенный любитель, - неопределенно поведя в воздухе рукой, Стэн выуживает откуда-то ярко-синий маркер и, стянув с него колпачок, быстро записывает что-то на обороте чека, не переставая говорить, - искусства в том смысле, когда нужно обязательно идти в какую-нибудь галерею, делать умное лицо. Или там, притворяться, что мне нравится чья-то симфония в консерватории, чтобы не выглядеть дураком, - Крису хочется сказать, что Себастиан - не дурак, и желание поправить настолько же сильно, насколько и не рационально; Себастиан, так или иначе, явно знает это о себе сам, потому что улыбается, легко и беспечно, придвигая в сторону Криса чек вместе со сдачей. - Но я люблю процесс. Смотреть, как человек что-то делает. Почему делает. Понимаешь?
- Конечно, - отзывается Крис; на долю секунды ему становится тревожно, как будто сама мысль о том, что Себастиан все-таки поймает его на слове и придет посмотреть на картины, достаточна для того, чтобы внушить страх.
Скорее всего, дело в пресловутом “почему”; почему делает?
Почему Крис рисует то, что рисует?
Он не знает точного ответа и не уверен, что хочет, чтобы ответ нашли за него.
- Мне пора, кажется, - резче, чем ему хотелось бы, заговаривает Крис, но Себастиан то ли не замечает его тона, то ли не принимает на свой счет.
- Не смею задерживать, - тихо посмеивается Стэн, покачав головой; Крис с трудом отводит взгляд от его ладоней, где Себастиан, кажется, не замечая того, прокручивает одно из колец на пальце правой руки.
Крис оборачивается уже у самой двери; Себастиан, поймав его взгляд, почти по-детски машет рукой, и Крису кажется, что он что-то забыл, но на ум ничего не приходит. Выдавив подобие уместной в обществе улыбки, он выходит на улицу, отходит от цветочного магазина на несколько шагов и, завернув за угол, останавливается, уставившись на собранный Себастианом букет в левой руке.
Разжав правый кулак, Крис обнаруживает, что так и не убрал в карман чек, и, да, конечно.
Он что-то забыл, а вот Себастиан Стэн - нет.
На обороте помятого уже листка ярко-синим маркером выведены цифры; в самом углу - символично нарисованный торопливой рукой цветок, лепестки разного размера и закрашенная середина; под телефонным номером - короткое “звони!”.
Обернувшись в сторону “Цветов”, Крис улыбается шире.
*
Он не звонит, конечно; телефонные звонки - самая настоящая пытка, и, если бы была такая возможность, Крис бы и вовсе в них не участвовал. Вместо этого он сохраняет номер в списке контактов под совершенно не лаконичным “Тот Грубый Тип С Цветами”, отключает на телефоне звук и забывает про него на несколько дней.
Вечером четверга кто-то громко и настойчиво стучит в дверь кулаком; Крис знает, что это Скотт, еще раньше, чем смотрит в глазок.
Больше некому.
- Ты что делаешь? - обвиняюще тычет пальцем ему в грудь брат вместо приветствий, приглашая себя в квартиру самостоятельно. - Я думал, ты тут скончался.
- Да, конечно, - привычно закатив глаза, Крис закрывает дверь и хмурится, заметив на лице Скотта нечто, похожее на искреннее беспокойство. - В чем дело?
- Я звонил раз сто, - вздыхает Скотт так, будто справляться с Крисом - огромный груз на его обтянутых бледно-голубой рубашкой плечах, - после того, как не получил ответа на сообщения. Которых было штук сто. Где твой телефон?
- Телефон, - продолжает хмуриться Крис, проходя вслед за Скоттом вглубь квартиры; ему требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, и, стянув со спинки стула брошенную туда еще в начале недели куртку, он вытаскивает мобильник из кармана. Разблокировать экран, чтобы увидеть все наверняка ждущие там Криса уведомления, ему абсолютно не хочется, и он просто поднимает руку, демонстрируя Скотту находку. - Я рисовал. Забыл про него.
- Забыл, - недоверчиво выдыхает Скотт, падая на диван, и встречает непонимающий взгляд Криса своим, неприятно изучающим.
- Что случилось-то?
- Со мной - ничего, - мотает головой Скотт, потирая виски. - Но было бы круто, если бы ты иногда подавал признаки жизни, потому что… - Крис поднимает брови, но Скотт обрывает фразу, махнув рукой так, словно отмахивается от собственных мыслей. - Бро, серьезно, ты не отвечаешь, и я беспокоюсь. От беспокойства у людей появляются морщины раньше нужного. Если у меня появятся морщины, Джейми меня бросит, - ухмыльнувшись, Скотт наблюдает, как Крис прикрывает дверь в комнату, где рядом с мольбертом в с трудом найденной им вазе стоит все еще полуживой букет; Крис чувствует взгляд брата, даже когда не смотрит в ответ, и понятия не имеет, какой вариант просьбы оставить его одного будет достаточно вежливым. - Ты же не хочешь, чтобы Джейми меня бросил. Я буду страдать, Крис.
- Ты всегда страдаешь, - тихо фыркает Крис; все-таки разблокировав телефон, он нажимает на крестик в углу несколько раз, стирая все уведомления о пропущенных вызовах и сообщениях разом. - Пару недель, а потом пройдет.
- Я оскорблен, - картинно прижав ладонь к груди, Скотт озирается. - Есть что выпить?
Они делят на двоих бутылку темного пива и десяток историй с работы, - историями, точнее, делится Скотт, а Крис, откинув голову на спинку дивана, односложно отвечает в нужных местах, но Скотту всегда было достаточно и этого.
Или не всегда.
Последние несколько лет - точно; Крис не помнит, когда это началось, - в какой момент Бостон вместе с Нью-Йорком предстали перед ним монохромным нагромождением кирпичей, а люди на улицах мегаполисов перестали улыбаться; Крис не помнит, когда перестал улыбаться он сам.
Ему было бы легче, если бы для его состояния существовала какая-то стоящая причина, хотя бы чертова банальнейшая трагедия, услышав о которой, окружающие бы сочувственно охали, качали головами и похлопывали его по плечу. Людям с трагичным прошлым многое прощается, пусть даже о них далеко не всегда лестно отзываются за спинами, - у этих людей есть достойное оправдание, чтобы в нужный момент не улыбнуться, не ответить, не принять приглашение, не понизить тон, - не сдержаться или, наоборот, не иметь ничего, что можно было бы сдерживать.
С Крисом ничего не произошло; ничего не происходит.
Он кивает, когда Скотт, распахнув дверцу холодильника, вопросительно указывает на еще одну бутылку.
*
Крис просыпается в шесть утра, резко и неприятно, но не помнит, что ему снилось.
Из-за полупрозрачных занавесок уже бьет по затылку приглушенный нью-йоркским небом солнечный свет; телефон маячит на не занятой Крисом подушке, словно призывая взять его в руки и сделать хоть что-нибудь со своей жизнью.
В соседней комнате, за стеной - едва начатая картина, первая из трех, не внушающая Крису особого оптимизма. Букет Стэна помог, но не слишком, - по крайней мере, помог начать, и за это Крис уже должен быть благодарен, - он и благодарен, приходит в его толком не проснувшийся мозг вдруг простейшей осознание.
Благодарен достаточно, чтобы подняться с кровати через пять минут после пробуждения, а не через час, и набрать сообщение между нажатием кнопки на чайнике и чисткой зубов.
Привет, пишет Крис быстрее, чем успел бы передумать, это Крис Эванс, я заходил в твой магазин в начале недели? Подбирал букет для картины. Спасибо, кстати, он отличный.
Крис нажимает “отправить”, потому что не знает, как сформулировать дальше то, что хочет сказать; не знает, как напомнить Себастиану о своем сделанном зачем-то приглашении так, чтобы это было хоть сколько-нибудь уместно; не так неловко, может быть.
Себастиан, к счастью, такими проблемами не страдает; ответ приходит, когда Крис заваривает себе вторую чашку кофе.
6:20??
, пишет Стэн, и следом, - думал, я один встаю в такую рань. Всегда рад помочь!
Крис давно уже не школьник, но вдруг чувствует себя таковым; растерянным, несобранным, не знающим, как продолжить разговор с человеком, который ему нравится.
Себастиан ему нравится.
Крис не смог бы точно сказать, чем именно.
Может быть, своей способностью говорить то, что у Криса не получается, потому что еще одно сообщение приходит раньше, чем Крис успевает придумать ответ на предыдущие.
Помню, ты предлагал взглянуть на твои работы, но ты мог передумать за это время, так что можем сделать вид, что ты этого не говорил? А если все-таки говорил, то не думай, что я так легко поддаюсь, Крис Эванс. Сначала хоть кофе меня угости.
Череда пришедших следом смайлов заставляет Криса выдохнуть; заставляет ответить, забыв об практически не тронутой кружке.
Когда ты свободен?
4.
Себастиан свободен в ту же самую пятницу, во время ланча.
Нью-Йорк все еще бесконечно тусклый, но небольшая кофейня на той же улице, что и цветочный магазин, встречает Криса мешаниной звуков и гораздо большим разнообразием красок; шумит кофемашина, от пары столов раздается чужой смех, и одежда на людях вдруг кажется Крису такой яркой, что начинает немного болеть голова.
- Ты опять похож на бандита, - заявляет Себастиан, в какой-то момент подошедший сбоку настолько незаметно, что Крис вздрагивает, прежде чем повернуться. Себастиан склоняет голову к плечу, улыбается одними глазами: - Я начинаю привыкать.
- Это прикрытие, - объясняет Крис, пока они продвигаются в очереди к кассе; загруженный продавец запускает пальцы в волосы, убирая со лба крашеную челку. - Если буду похож на художника, начну еще, не дай бог, нравиться людям.
- Мне ты нравишься, - пожимает плечами Стэн так, словно это вещь, которую можно просто так сказать, без предупреждений и предисловий.
Может быть, можно.
Себастиан делает заказ за них обоих, но Крис не слушает; он хотел бы сказать, что то, насколько пристально он разглядывает Стэна, - лишь издержки профессии, внимание к деталям и жизненная необходимость замечать мелочи, которые в отдаленном будущем переместятся смутными впечатлениями на холст, - но, честное слово, он просто хочет смотреть. На кольца, которых, кажется, с прошлого раза стало еще больше; на цепочку, обмотанную вокруг запястья; на бледно-розовый джемпер, явно разношенные челси, художественно разорванные на коленях джинсы; на взъерошенные волосы и то, как один только голос Себастиана превращает мешанину цветов кофейни в нечто удобоваримое.
Нечто, что заставляет Криса улыбнуться, когда бариста ставит перед ними стаканы, и он видит, что Себастиан заказал им самые большие порции фраппе с мешаниной сиропов.
- Вообще-то, я люблю черный кофе, - объясняет Стэн, когда они находят свободный столик, зажатый в самом углу между двумя низкими креслами. - Но я его и дома могу сделать, это же скучно, прийти и купить то, что можешь сделать сам.
Крис садится спиной к залу и хмыкает в качестве подтверждения; поправив начавший съезжать с плеча джемпер, Стэн цепляет пальцами трубочку и смотрит пару мгновений на Криса, прежде чем продолжить отчего-то серьезнее:
- Не думал, что ты на самом деле напишешь, - поймав взгляд Криса, он тут же качает головой, улыбается, - но я рад. Честно.
Честность за честность, наверное; Крис не знает, что еще побуждает его отвечать то, что он отвечает:
- Я сам не думал, - впервые за долгое время подобное признание не похоже на расписку в собственной беспомощности; Крис не чувствует себя человеком, не способным на простейшую социализацию, и, возможно, причиной тому - бесконечное спокойствие, которое Себастиан транслирует, словно бы совершенно не осознавая. - Но. Хотел еще раз сказать спасибо за цветы.
- Это моя работа, - подмигивает Себастиан, пробует кофе. - Но работа, которую я люблю, да, поэтому - тебе спасибо. Как там картины?
- Нормально, - фраппе оказывается слишком сладким и слишком холодным; Крис не против. - То есть, пока не очень. Они дали мне полную свободу действий, сказали, что их устроит все, что угодно, и я, - слегка нахмурившись, он размешивает трубочкой лед в стакане, - у меня, в общем, не очень хорошо с этим.
- Со свободой действий?
- С чужими ожиданиями.
- Они верят в тебя, видимо, это же хорошо, - предлагает Себастиан, и что-то в его голосе заставляет Криса поднять взгляд; откинувшись на спинку кресла, закинув щиколотку одной ноги поперек колена другой, Стэн выглядит здесь на своем месте так же, как выглядел на своем месте в цветочном магазине.
Крису интересно, есть ли место, в котором Себастиан выглядел бы лишним; Крису интересно, почему в него верят люди, которые не знают его, которых не знает он, и вопрос рвется из него так, что удерживать слова выходит с трудом.
- Видимо, - в конце концов соглашается он; отзеркалив вопрос, переводит тему раньше, чем Себастиан успевает сказать что-то еще. - Как там цветы?
Перерыв на ланч, который в случае Себастиана, по его словам, составляет обычно около получаса, превращается в полтора часа и лишнюю порцию кофе на каждого; Крис меньше говорит и больше слушает, стараясь запомнить всю ту новую информацию, которую Себастиан предлагает легко и без лишних препятствий. Его мама дает частные уроки игры на фортепиано для детей в своем лофте где-то в сердце Бруклина; пару лет они жили в Австрии, а до этого - в Румынии, но свое детство Себастиан помнит хуже, чем ему бы того хотелось; он обожает выискивать на стриминговых музыкальных сервисах малоизвестные европейские группы, потому что у их песен зачастую самые цепляющие слова; когда-то он хотел стать актером, но сдался слишком рано, не выдержав бесконечных отказов на сотне похожих друг на друга прослушиваний. Один факт превращается в два, два - в несколько десятков; Крис отвечает тем же, когда ему есть, что ответить, в основном потому, что не может скрыться от интереса в глазах Себастиана.
Стэн смотрит так, будто Крису есть, что предложить миру; его не хочется разочаровывать.
- Мать твою, - кинув взгляд на настенные часы, охает вдруг Себастиан; округлив глаза в сторону Криса, он стаскивает со стола телефон, запихивает в карман джинсов. - Мне пора, кажется. Нью-Йорк уже час как страдает без цветов, - подскочив было с кресла, он опускается обратно, смотрит на Криса - все так же внимательно, непривычно настойчиво, как будто хочет донести мысль, но не озвучивает. - Мы еще увидимся?
- Конечно, - отвечает Крис, почти выпаливает; ему кажется, что Себастиан сомневается, и его немедленно хочется убедить.
Конечно, естественно; Крис не помнит, когда в последний раз пил с кем-то кофе и забывал о времени. Уж тем более не помнит, чтобы кто-то забывал о времени рядом с ним.
Себастиана хочется раскрывать, как многоярусный ящик для красок, - сдвигаешь несколько рядов ячеек сверху, чтобы обнаружить под ними другие, третьи, еще и еще, - он интересен настолько, что Крис уже знает: отключать звук на телефоне он в ближайшее время не будет.
Если получится.
- Конечно, - повторяет Крис, пока на лице Себастиана мелькает быстрая, довольная улыбка. - Повторим, когда захочешь.
- Скоро, - кивает Стэн, прежде чем подняться наконец окончательно; помедлив у стола рядом со все еще замершим в кресле Крисом, он ограничивает прощание очередной улыбкой, а затем быстрым шагом направляется к выходу.
Запоздало обернувшись, Крис жалеет, что не поднялся навстречу.
5; 2503 слова.
5.
Они встречаются еще пару раз в течение следующей недели в той же кофейне; Себастиан всегда пишет первым, и его сообщения полны осторожных вопросов и лазеек, словно специально подобранных для того, чтобы Крис, если ему захочется, мог отказаться от любого предложения без необходимости чувствовать себя виноватым. Наверное, это нормально, - не то чтобы Крис считал, что хоть сколько-нибудь хорошо скрывает свое стремление к затворничеству, - но внимание к его желаниям со стороны, по сути, едва знакомого человека настолько же приятно, насколько и сбивает с толку.
Может быть, Стэн такой со всеми; он похож на человека, которому не надо стремиться быть хорошим, чтобы таковым являться.
- Не знаю. Я имею в виду, - пожимает плечами Себастиан спустя две недели после их знакомства, частично подтверждая мысли Криса на свой счет, - не то что я не согласен, когда ты говоришь, что я хороший человек, или хочу быть очень скромным, нет. Просто, хм.
Кофейня сегодня заполнена отчего-то туристами всех мастей; узнаваемые щелчки камер на смартфонах смешиваются с многообразием голосов на как минимум четырех языках, и Себастиан отвлекается на мгновение, глядя в сторону кассы, у которой девочка лет пяти пытается объяснить усталому кассиру, какое пирожное с витрины она хочет больше всего.
- Просто, - продолжает Себастиан, возвращая внимание Крису, - я не думаю, что не быть мудаком - так сложно, как все вокруг пытаются мне рассказать. Скорее наоборот. И самому приятнее, и окружающим, ну и, - опустив задумчивый взгляд на свою кружку с все еще горячим чаем, Стэн слегка улыбается; Крис зеркалит улыбку, едва замечая, - я верю в карму, вроде как. Может, когда-нибудь кто-то постарается вести себя хорошо по отношению ко мне, или, - дернув плечом, он поднимает голову, улыбаясь шире, - не ко мне. Вообще, в целом, это тоже неплохо.
Нет ничего сложного или удивительного в том, что он говорит; Крис все равно обнаруживает, что слушает так внимательно, словно Себастиан рассказывает ему не, в общем-то, прописные истины, а историю сотворения мира; слушает так, словно двух недель знакомства достаточно для оценки характера, и Стэн абсолютно точно не окажется назавтра секретным мучителем котят; слушает так, словно в самом деле сможет запомнить каждое слово из этого разговора.
Внимательно смотреть для Криса - привычнее некуда; он художник, это, так или иначе, приходит вместе с профессией, даже если он до сих пор с натяжкой признает, что это не просто хобби, а нечто стоящее.
Внимательно слушать - совершенно другое дело.
- Что? - посмеиваясь, спрашивает Себастиан, когда Крис, не отводя взгляда, продолжает молчать. - Что-то с моим лицом?
- Нет, - спешит помотать головой Крис и, тихо хмыкнув, глотает свой черный кофе. - С лицом все прекрасно. Я бы нарисовал, но, по-моему, я не рисую настолько хорошо.
Себастиан округляет глаза, уставившись на Криса несколько бесконечно долгих секунд, и по его выражению лица сложно что-то прочитать до тех пор, пока губы Себастиана не растягиваются в плавной, недоверчивой улыбке.
- Нельзя просто говорить такие вещи, - с запоздалым смешком выдыхает он, будто предпринимая обреченную на провал попытку звучать укоризненно. - Ты весь такой, - Себастиан поводит рукой в воздухе, явно затрудняясь подобрать слово, - тихий, а потом. “Я бы нарисовал”, - качая головой, Стэн все еще улыбается, - боже.
Забирать назад так легко вырвавшиеся слова уже поздно, и Крис делает все возможное, чтобы не растеряться посреди разговора от неизвестно откуда взявшейся собственной прямоты; фыркает только:
- Тихий?
- Не в плохом смысле, ничего такого, просто…
- Я знаю, - отмахивается Крис, опустив чашку на стол, - меня вряд ли кто-то назовет душой компании.
- Не видел тебя в компании, - немедленно отзывается Себастиан, подняв бровь. - Исправим?
Полузабытый на краю стола телефон короткой трелью дает знать о входящем сообщении от Скотта; бросив взгляд на экран, Крис медленно кивает:
- Когда-нибудь.
*
На улицах Сохо - оживленно, как и всегда; когда-то, только переехав в Нью-Йорк, Крис любил выходить из чудом найденной после недель поисков в интернете квартиры, покупать кофе или чай в первом попавшемся месте и идти, пока совсем не устанут ноги. Нью-Йорк тогда еще казался ему отличным от Бостона, - более ярким, более разнообразным, выстреливающим кирпичной краснотой стен с малоэтажных домов района и синевой подпираемого соседними высотками неба.
Теперь он выходит на эти прогулки в основном по привычке.
Пользу таких вроде бы бесцельных блужданий подтверждал когда-то и Марк, его доктор, - когда Крис еще находил в себе силы посещать его кабинет на Нижнем Ист-Сайде, - когда Крис еще не перестал назначать приемы и отвечать на его звонки, - когда Марк еще не произнес категоричное “клиническая депрессия”, попытавшись начать разговор об антидепрессантах. Он все еще возникает в жизни Криса иногда; достаточно регулярно отправляет сообщение или два, ограничиваясь простыми вопросами о состоянии и настроении, как будто ждет, пока Крис либо сломается и ответит, либо сменит, наконец, номер.
Крис не настроен делать ни того, ни другого.
Ноги приводят его к знакомому цветочному магазину сами, Крис не успевает заметить; только что он выходил из кондитерской, ожидая, пока чай в картонном стакане хоть немного остынет, и вот он уже стоит у бледно-розовой двери, не уверенный, стоит ли заходить.
Хуже, впрочем, не будет.
В магазине, внезапно, людно, - по сравнению с предыдущим визитом, когда даже самого хозяина в помещении не наблюдалось, - стайка школьниц хихикает возле удивительно ярких роз; пожилая пара рассматривает что-то на стойке с семенами; хмурого вида парень, закусив большой палец, сосредоточенно изучает готовые, уже составленные букеты, пестрящие солнечно-желтым, кремовым и голубым; Себастиан стоит за кассой, активно жестикулируя что-то для мужчины, чьего лица Крис не может разглядеть от двери.
Желание развернуться и уйти, знакомое и привычное как чистка зубов по утрам, улетучивается раньше обычного только потому, что Стэн, подняв вдруг взгляд, светлеет лицом и машет рукой, глядя прямо на Криса. Обозначив приветствие одними губами, Себастиан кивает в сторону своего собеседника, в немом извинении пожимая плечами; Крис кивает в ответ, указывая пальцем на первую попавшуюся напольную вазу, - он не против подождать.
Знать бы еще, чего; визит в магазин не имеет более четкой цели, чем прогулки по Манхэттену, и ничто не мешает Крису прийти сюда в более подходящее время.
Какое, впрочем, будет более подходящим?
Зависнув на какое-то время возле хризантем, будто сошедших с полотна Моне, Крис возвращается к реальности только в момент, когда не такое уж большое пространство магазина заполняет низкий, резковатый смех; источник звука обнаруживается у кассы, - все тот же мужчина, продолжая посмеиваться уже не так громко, наклоняется вперед, обхватывает ладонями лицо Себастиана и звонко расцеловывает его в обе щеки. Себастиан смешно морщит нос, закатывает глаза, бормочет что-то совсем тихо, вызвав у собеседника новый приступ смеха.
С трудом отведя взгляд, Крис обнаруживает, что помещение за несколько минут успело опустеть; он остался единственным посетителем, который даже не пришел сюда, чтобы что-то купить.
С другой стороны, хризантемы - не такая уж плохая идея, - как и маргаритки по соседству, - есть вероятность, что Стэн вновь сможет составить из мешанины светлых цветов букет, который вдохновит вновь застопорившегося в своей работе Криса хотя бы на что-нибудь.
- Хей, Крис, - зовет Себастиан, судя по веселью во взгляде, уже не в первый раз. Обойдя прилавок, он, мимоходом хлопнув только что заходящегося смехом мужчину по плечу, засовывает руки в карманы джинсов. - Извини, что не сразу подошел, я… Это Роберт, - развернувшись вполоборота, Себастиан улыбается, - мой старый друг. Роберт, это Крис, - покосившись на Криса, он жмет плечом, но не сбивается с мысли, еле слышно фыркнув, - мой новый друг.
Рукопожатие выходит крепким, почти настойчивым; друг Стэна смотрит на Криса так пристально, что ему становится почти неудобно.
- Я тебя знаю? - прищурившись, спрашивает Роберт, явно ожидая однозначного ответа.
- Я… не думаю? Вряд ли.
- Напоминаешь мне кого-то, - пожав плечами, Роберт поправляет очки с сиреневыми стеклами; на вид ему - лет сорок, может быть, чуть больше, но Крис никогда не был силен в определении возрастов. - Окей, неважно. Стэн, детка, заглядывай на выходных, Сьюзан соскучилась.
- Ладно, ладно, - ухмыляясь, Себастиан, как и Крис, взглядом провожает Роберта до самой двери. - Может, даже не с пустыми руками.
- Надеюсь, ты про скотч, - оборачивается с ответной ухмылкой мужчина, прежде чем, не утруждая себя формальными прощаниями, махнуть рукой в сторону Криса с Себастианом и захлопнуть дверь с другой стороны, унося с собой запах незнакомого Крису парфюма и едва уловимое, неизвестно чем вызванное напряжение.
- Какими судьбами, м? - немедленно переключается Себастиан, бросив взгляд сначала на Криса, а затем на болтающиеся на левом запястье часы. - О, я могу закрываться, - быстрым шагом вернувшись к рабочему месту, он отпирает кассовый ящик и вытаскивает оттуда пачки банкнот, отработанными движениями начав пересчитывать; не поднимая головы, он продолжает, - как дела?
- Бывало и лучше, - Крис уже не задумывается, выбирая условную честность; спрятав руки в карманах застегнутой до груди черной толстовки, он подходит ближе к кассе. - Интересный персонаж, этот твой друг.
- Роберт? Да, - губы Себастиана дергаются в мягкой усмешке; захлопнув ящик, он вбивает что-то на клавиатуре чудом не падающего со стопки бумаг ноутбука. - Он классный. Я ему многим обязан, и “Цветов” без него бы не было, - закусив губу, Себастиан секунду хмурится на экран, прежде чем кивнуть самому себе и закрыть крышку ноутбука, - ну, не было бы у меня.
- Правда?
- Да. Это вроде как долгая история, но, - вновь сверившись с наручными часами, Стэн поднимает голову, - как у тебя со временем?
- Полно. С картинами полный провал, поэтому я, - неровно пожав плечами, Крис потирает коротко стриженый затылок, - весь твой.
Себастиан улыбается, - быстрое, скоротечное изменение в лице, как непроизвольная реакция, - но не комментирует.
- Тогда дай мне минуту, - бросает он уже через плечо, скрываясь в коридоре, ведущем к подсобке. Краем уха вслушиваясь в доносящиеся оттуда приглушенные звуки, Крис оборачивается к ближайшему панорамному окну, бесцельно разглядывая проходящих мимо людей, привычно торопящихся куда-то в любое время суток.
Самому Крису торопиться некуда; может быть, это не плюс.
*
- Если вкратце, - продолжает прерванный короткой прогулкой по району разговор Себастиан, зацепив двумя пальцами край клетчатой скатерти, покрывающей угловой стол в кафе “Фанелли”, - то, хм. Черт, давно не приходилось рассказывать кому-то что-то о себе. В общем, я говорил, что мы переехали в Штаты, потому что мама влюбилась и готова была ехать не только за лучшей жизнью, но и вообще хоть на край света. Потом сказка разрушилась, и мы остались с этим бруклинским лофтом, кучей неоплаченных счетов, и, - повертев запястьем, Себастиан упирается локтем в стол, подпирая ладонью подбородок, и переводит взгляд на официантку, которая собирает их заказ, то и дело сталкиваясь с занятым чужим пивом барменом, - и никого, к кому можно было бы обратиться. Кто бы помог, знаешь? Никого. Только долги, никакой перспективы для меня продолжать обучение после старшей школы. Какие-то ребята стучатся в двери по ночам, предлагают купить травку или еще что-нибудь, можешь представить.
Крис не может, на самом-то деле; детство и юность его были максимально идиллическими, ни одного хоть сколько-нибудь значимого неудобства, и рассказы Себастиана звучат для него подобно пересказу кем-то наскоро написанного сценария для фестивального фильма, которому вряд ли дадут больше одной награды. Ему, впрочем, интересно; не потому, что интересно обычно все неизведанное.
Ему интересен рассказчик.
- Я сдал все экзамены и стал искать больше возможностей заработать, что-то, кроме того, чтобы разносить подносы в соседском дайнере. Совался везде, в Бруклине и не только, и как-то раз набрел на музыкальный магазин. Не сетевой, больше похож на, мм, старый видеопрокат? Только с пластинками и дисками. Тогда еще не запустили Спотифай, - губы Себастиана растягиваются в одной из его привычных уже, повседневных улыбок; кивком обозначив, что все еще внимательно слушает, Крис вытаскивает торчащий из стакана для столовых приборов карандаш и подтягивает к себе пару салфеток. - На окне висело объявление, требуется продавец, и я зашел, почему бы и нет. И там был Роберт, точно такой же, как сейчас, один в один, только, - он прерывается коротким смешком, - бороду еще не носил. И я понравился ему, уж не знаю чем, - подняв глаза с едва начатого наброска, Крис вскидывает брови, но Себастиан только отмахивается, - ну, серьезно. Мне было едва ли восемнадцать, что я там мог?.. Но он за меня взялся. Так и сказал: я за тебя возьмусь, пацан. Сделаем из тебя что-нибудь.
- Сделал, - эхом отзывается Крис, слегка улыбаясь.
- Ну да. О, спасибо, - солнечно улыбается Стэн официантке, торопливо выставившей перед ними тарелки с бургерами и две пинты пива, только чтобы исчезнуть из поля зрения с той же скоростью и нервной энергией, присущей только людям, по двенадцать часов кряду проводящим на ногах. - До колледжей я не добрался, но ходил на разные курсы, вечерние классы онлайн, у нас с мамой не было нормальной сети, - стянув со своей тарелки картофель фри, Себастиан задумчиво макает его в соус, прежде чем откусить, - Роберт почти силком заставлял меня отправлять задания с его лэптопа, из дома. Бухгалтерия, финансы, базовые вещи, я толком не понимал даже тогда, нахрена мне все это надо, наглел и просил лучше дать мне больше рабочих смен, - Крис понимающе хмыкает, и Себастиан улыбается, легко и довольно, обхватив ладонью холодный бокал. - Но попробуй с ним поспорь.
- Звучит так, будто ты ему сына заменял?
- Если не сына, то, может, племянника? Он старше меня, да, но ему тогда было, черт - тридцать пять? Что-то вроде того. Но динамика верная, да, - глотнув из своего высокого бокала, Себастиан на мгновение жмурится, - была, во всяком случае. Пока я не достаточно подрос в его глазах, - задумчиво глядя на Криса, начавшего наконец бургер, Стэн делает еще один глоток, - я так думаю. Короче, опуская кучу подробностей, которые тебе не нужны, - Крис, жуя, издает невнятный протестующий звук, и Себастиан смеется, - окей, когда-нибудь, в другой раз. Так вот, опуская подробности. Откуда у меня, по-твоему, свой магазин?
- Хороший вопрос, - признается Крис; запив еду холодным пивом, он смотрит на Себастиана почти озадаченно. Когда в первую их встречу Стэн представился владельцем “Цветов”, ему в голову не пришло ставить этот факт под сомнение, но сейчас Крис уже знает, что Себастиану через пару недель исполнится всего двадцать пять. В совокупности с отсутствием высшего образования и достаточно непростым детством, это дает повод задуматься, и любопытство Криса, до того легкое и не привлекающее к себе внимания, оживает по-настоящему. - Откуда?
- Он принадлежал когда-то деду Роберта. Тот завещал его сыну, но Дауни-старший, - запнувшись, Себастиан заминает паузу очередным глотком и едва заметно мотает головой, - неважно, суть в том, что магазин медленно подыхал, помещение было разве что простаивающей недвижимостью, да, не самое плохое вложение, но Роберт, он, - вновь оживившись, Стэн цепляет с тарелки еще пару картофелин, - никогда не успокаивается. Не любит, когда что-то простаивает. Год назад я уже не работал с его пластинками, но помогал в разных местах, - встретив вопросительный взгляд Криса, Себастиан быстро кивает, - он - реальный делец, работа всегда найдется, ну и. Он сделал мне предложение, от которого невозможно было отказаться, - Стэн пожимает плечами, почти смущенно, и Крис поддается неожиданному приливу удивленного веселья:
- Ничего себе, - улыбнувшись в пол, он запрокидывает голову с новым глотком. - Может, ты и не знаешь, чем ему понравился, но явно - сильно.
Громкий смех Роберта и его ладони на щеках Себастиана всплывают в памяти Криса яркими, отчетливыми кадрами; не успев застопорить мысль, он выпаливает возникшее из ниоткуда подобие вопроса:
- Он… - первое же слово кажется глупым, но острый интерес заставляет попытаться продолжить, - вы с ним?..
- Что? - вздернув бровь, Себастиан изучает скованное напряжением лицо Криса. - Мы с ним - что? - выражение его лица из недоуменного медленно превращается в недоверчивое; откинувшись назад, к стене, Себастиан балансирует на двух ножках стула и смеется так внезапно и громко, что сидящие за соседним столом мужчины оборачиваются в их сторону с тенью недовольства в пьяных глазах. - Господи. Мы с ним… Нет, - качая головой, Стэн опускает стул в нормальное положение и наклоняется чуть вперед, выискивая возможность встретить взгляд Криса.
Крису даже не хочется провалиться сквозь землю, это было бы слишком банально; возможно, он мог бы попросить у бармена нож поострее и отрезать свой проклятый язык, отрубая не вовремя проснувшееся желание задать самые неловкие в мире вопросы.
Себастиан все пытается перестать смеяться, тихо фыркая в свой бокал; на запачканной карандашом Криса салфетке, зажатой под его тарелкой, виднеются недорисованные солнечные очки с бледными стеклами.
невероятно, но факт! а, ну и да, забыла, кажется, сказать, в этом тексте не будет рейтинга, скорее всего. потому что я все еще считаю, что не каждому тексту нужен рейтинг. вообще - как получится, конечно, но все предупреждены хд
часть 6 - в комментариях в трех частях, потому что я забыла, что и у записей, и у комментов есть лимиты
upd.НЕТ Я НИЧЕГО НЕ ЗАБРОСИЛА ГЛЯДИТЕ-КА
часть 7 - все еще в комментариях, все еще в трех частях
they're building towers; эванстэн; скорее всего без особого рейтинга; в процессе;
совсем-не-художник крис эванс рисует свои картины, у себастиана стэна - цветочный магазин, вокруг них - нью-йорк, а они - в нем.
вообще, это такой немного эксперимент, но я не скажу, в чем именно, посмотрим, как допишу хдд . умею я писать и доносить русскими словами то, что хочу выразить, или не очень умею
энивей. инджой. или типа того
1 и 2; 2688 слов.1.
Крис рисует дождь.
Дождь в Сохо – не серый, как его любят описывать; дождь в Сохо – это глубокий синий, и аквамариновый, и немного красный, потому что дождь в Сохо – временами злой, но в целом спокойный, устаканившийся, занимающий свое место в мире так же, как люди, живущие с Крисом по соседству. Обитатели Сохо могут мнить себя мятущимися, непризнанными душами, одинокими гениями, бесславными артистами, но, на самом деле, – Сохо – такая же ниша в Нью-Йорке, как Бруклин, или Верхний Ист-Са йд, или окраины Квинса, – любая ниша рано или поздно заполняется чем-то, так же обыденно, как краски Криса заполняют пустоту на холсте.
Потому что ничто не остается пустым надолго, и в мире слишком много обыденных вещей, и Крис.
Крис не мнит себя одиноким гением.
Он просто рисует.
– У тебя совсем нет друзей, – подает голос с дивана Скотт, устав, видимо, бесцельно перещелкивать каналы. – Я не говорю, что ты меня волнуешь, но Крис, в последнее время, правда…
– У меня есть друзья, – отвечает Крис ровным автоматическим голосом, какой обычно звучит из трубки, сообщая о недоступности абонента. – И тебя не должно это волновать. И, – подумав, добавляет он, пытаясь сфокусировать внимание на палитре, – ты мне мешаешь, бро.
Скотт вздыхает так тяжко, словно Крис его чем-то обидел; Крис немного устал чем-то обижать людей, особенно когда не может взять в толк, чем именно.
Особенно когда может.
Крис немного устал слушать то, что может без посторонней помощи повторить наизусть, – ты что-то сдал, приятель, с тобой что-то не то, почему тебе не сиделось в Бостоне, – хорошо, конечно, что родители помогают тебе с арендой, но, – я в тебя верю, естественно, верю, Крис, о чем ты вообще, просто подумай, – ты какой-то грустный, и слова не вытянешь, я знаю, ты сказал, все в порядке, – мог бы хоть улыбнуться, знаешь.
Крис знает.
Скотт – это голубой и коричневый, семья и уверенность; Скотт играет в любительском театре каждое второе воскресенье месяца, Скотт любит свою дебильную офисную работу и говорить правду; Скотт говорит правду, как никто другой, выдавая ее в те моменты, которые сам считает нужным, провоцируя задушевные разговоры на пустом месте; Скотт – тот парень, что заставил весь свой отдел в полном составе участвовать в прошлогоднем гей-параде, лично выбрав самые яркие костюмы из тех, что позволял бюджет.
Скотт замалчивает очевидную правду, – то, что считает, будто Крис живет как-то не так, – но озвучивать и не обязательно; Крис знает.
Скотт говорит:
– Ладно, – пожимает плечами, словно пытаясь стряхнуть с себя что-то тяжелое, неуместное и неуютное, ту ношу, о которой никогда не просил. – Ладно, Крис. Мне уже пора, Джейми ждет. Точно не хочешь с нами поужинать?
– Точно, – кивает Крис, бессильный полностью переключить внимание на младшего брата, и переводит взгляд за окно. Дождь все еще идет, ливень, на самом деле, и Крис уже представляет, как бежит за сигаретами, бессмысленно запахивая поглубже куртку, и вокруг все смешивается в синий. – В следующий раз. Передавай Джейми привет.
– Передам, – говорит Скотт, хлопая его на прощание по плечу с не рассчитанной силой; от неожиданности Крис едва не роняет кисть и слегка морщится, но Скотт уже этого не видит, закрывая за собой дверь.
Дождь выходит настолько же унылым, насколько Крис ощущает себя сегодня; в каком-то смысле это справедливо.
*
Он берет трубку, когда понимает, что человек на том конце провода достаточно настойчив, чтобы не оставить его в покое просто так.
– Это Крис Эванс? – голос женский, звонкий, бодрый почти до тошноты; Крис представляет себе бойкую невысокую девчонку, вряд ли старше его самого, рыжие волосы забраны в неаккуратный хвост, на ногах – оранжевые конверсы.
– Да. С кем я говорю?
– Меня зовут Кэт, и я представляю “Нью-Йорк Таймс”.
Крис едва сдерживается, чтобы не сбросить звонок немедленно; звучит слишком странно для глупого розыгрыша, но, с другой стороны, в двадцать первом веке розыгрыши могут быть любыми; и все-таки.
– “Нью-Йорк Таймс”, – повторяет он. – Простите, при чем тут я?
Кэт смеется так радостно, словно Крис удачно пошутил, но он пока – единственный, кто не понимает, в чем юмор.
– Вы как раз тот, кто мне нужен, – говорит она. – Я представляю интересы издательства и Нью-Йорк-Таймс-билдинг, вы знаете, наша штаб-квартира на Восьмой авеню?
– Знаю, конечно, – Крис кивает, уставившись на не до конца зарисованную его пробами в граффити стену, и повторяется за неимением новых слов: – Простите, при чем тут я?
– Конечно, – Кэт снова смеется, – несколько этажей, отведенных издательству, не имеют формат открытого пространства, и традиционно в холлах и коридорах мы вешаем произведения искусства. Картины различных художников. Вы, возможно, слышали.
Крис, возможно, слышал.
Он не так давно в Нью-Йорке, но крутится в сообществе достаточно, чтобы знать, что на стену в Таймс-билдинг не попадают просто так; имена тех художников так или иначе уже известны хотя бы части широкой публики, о новых пополнениях в собственной коллекции “Таймс” публикует достаточно обширные заметки и устраивает соответствующие мероприятия; Крис хочет повторить, – простите, при чем тут я? – но в третий раз это было бы совсем уж по-идиотски; к счастью, Кэт перепрыгивает через всякую неловкость, попросту продолжая говорить.
– Так вот, через несколько месяцев, в начале октября, мы собираемся в очередной раз обновить нашу, если позволите, выставку, представить на обозрение что-то новое. Я бы хотела официально предложить вам сотрудничество.
– Простите, при чем тут… То есть, – Крис сбивается, все еще уставившись в стену; позабытые краски высыхают в не вымытой палитре, брошенной рядом с остывающим кофе, – вы не могли бы объяснить подробнее?
– Да, разумеется. Крис, мы можем предложить вам три места в обновленной коллекции, три картины вашего авторства. Если вы заинтересованы, я приглашаю вас в нашу штаб-квартиру для обсуждения конкретных деталей, как вы на это смотрите?
Крис не смотрит; он закрывает глаза, потому что так убедить себя в том, что это не шутка, отчего-то кажется проще.
– Как вы узнали обо мне? – спрашивает он в конце концов, откровенно не понимая; да, у него есть сайт, и несколько работ, участвовавших в мелкого рода выставках, и опыт в иллюстрировании книг и журналов, и еще пара проектов, но ничего особенного; ничего такого, что могло бы сделать его заметным.
Выделяющимся среди прочих.
В Нью-Йорке таких – куда ни плюнь.
– О, – Кэт оживляется, будто бы только и ждала вопроса, – я наткнулась на ваш сайт, вообще-то случайно, по какой-то перекрестной ссылке, в раздел с последними работами, и сразу подумала, что вы пишете потрясающе. Показала руководству, все со мной согласились, и вот мы здесь.
– И вот мы здесь, – эхом откликается Крис; похвалы он в основном пропускает мимо ушей, но история проясняется хотя бы немного. – Могу я узнать, есть ли какая-то определенная тематика? Чего нужно будет придерживаться?
– Нет, полная свобода, – немедленно отвечает Кэт, и, подгоняемая неопределенно-вопросительным мычанием Криса, продолжает: – Мы давно уже убедились, что самые впечатляющие работы получаются, если художника ни в чем не ограничивать. Дух свободы, которого издательство, честно скажу, не всегда придерживается в работе над печатными продуктами, но что касается искусства – тут вы вольны делать, что хотите. Мы верим в то, что результат нас не разочарует.
– Вы и правда так уверены, – не удерживается и хмыкает Крис, но Кэт только посмеивается, снова, и Крис все еще не посвящен в шутку.
– Я лично верю в вас, Крис, обещаю, – говорит она, и в ее голосе нет фальши; Крис представляет оранжевые кеды с наполовину развязанными шнурками, широкий монитор рабочего компьютера на офисном столе и приклеенные к клавиатуре разноцветные стикеры.
Крис не знает, что делать, но, вроде бы, никто еще не умирал, пытаясь.
Вроде бы; Крис не слишком силен в мировой истории.
– Хорошо, – вздыхает он; может быть, слишком тяжело для такого позитивного разговора, но Кэт явно все равно. – Хорошо. Давайте попробуем.
– Отлично! В какое время вам было бы удобно?
– Скажите, в какое время удобно вам, – Крис пожимает плечами; сегодня понедельник, и, если верить кухонным часам, едва перевалило за девять утра, но он в любом случае неприхотлив, – и я подъеду. Я работаю из дома, так что.
– Хорошо, Крис, мы хотели бы утрясти все детали как можно быстрее, поэтому, если есть возможность подъехать прямо сегодня, к полудню? Наш точный адрес…
– Да, – соглашается Крис, быстро, не давая себе времени передумать, – да. И я знаю адрес, спасибо, – он натянуто смеется вместо извинения за то, что перебил, – иногда гуляю в тех местах.
– Вот и здорово, – солнечная Кэт светится даже через телефонный динамик, и Крис почти улыбается. – В полдень! Подойдете к администрации на первом этаже, назовете свое имя и вас проводят. Спасибо большое, Крис.
– Спасибо вам, – автоматически отвечает Крис и, повесив трубку первым, растерянно смотрит на погасший дисплей.
Я стану звездой Нью-Йорк Таймс, пишет он Скотту, и тот отвечает двумя строками вопросительных знаков.
Крис не объясняет, потому что не уверен, как объяснить.
2.
Визит в Таймс-билдинг отнимает у Криса куда больше нервов, чем следовало бы; он чувствует себя откровенно не на своем месте в огромном холле, со своей россыпью нелепых татуировок, проколотым ухом и одеждой разных оттенков черного; с щетиной и в потертой кожаной куртке он больше похож на бандита, чем на свободного художника, но все это – то, что есть у Криса, – то, что есть в нем.
Крис знает, как скрываться за тем, что уже имеет и выбрал сам, и не может представить, в какой ситуации добровольно подпишется на стресс вроде поиска несуществующей в его шкафу деловой рубашки или гребаного пиджака.
Крис, впрочем, узнает, что для “Нью-Йорк Таймс”, – в отличие от администратора на первом этаже, женщины с лицом его первой учительницы, сияющей презрением через стильные очки, – его внешний вид не имеет никакого значения.
Кэт оказывается очень высокой блондинкой на не менее высоких каблуках; впрочем, как и представлялось Крису, она нетипично смешлива, а на мониторе ее компьютера он замечает стикеры, пускай все они – одного цвета. Кэт провожает его к своему начальнику, и садится на третий свободный стул, и Крис проводит полчаса, пытаясь осмыслить, в какой момент “Нью-Йорк Таймс” успела втиснуться в его небогатую красками жизнь.
Перестать заморачиваться ему не помогает и гонорар, обозначенный начальником – мистером Рэдли – словно бы между делом, как будто для мистера Рэдли писать подобные суммы на листе бумаги совершенно в порядке вещей; как будто для Криса в порядке вещей – представлять подобные суммы на собственном банковском счете.
Мистер Рэдли подтверждает, что на написание трех картин у него есть три месяца, до конца сентября; подтверждает, что Крису дается полная свобода действий; добавляет, что расходные материалы, “разумеется”, оплачивает корпорация, и призывает связываться с Кэт по любым вопросам.
Крис жмет мистеру Рэдли руку и неловко машет Кэт, прежде чем перед ним съезжаются дверцы лифта; через стеклянные стенки, спускаясь на первый этаж, он рассматривает остающиеся поверх него оупен-спейсы, заполненные тусклыми красками и не менее тусклыми людьми.
Когда Крис выходит на улицу, Таймс-билдинг нависает над ним, напоминая о том, как стремительно он умудрился продаться капитализму.
Крису двадцать шесть, и с продажностью всех, включая себя, он уже смирился.
*
Цветы, решает Крис.
Ему нужны цветы.
Краски, которые чаще всего ложатся на его холст – это пестрый Нью-Йорк и сероватый Бостон, хорошие люди и плохая погода, торжество урбанизма во всей красе; но сегодня, кажется, один из тех дней, что люди, регулярно посещающие психотерапевта, зовут “хорошими”.
Это хороший день, и Крису нужно что-то, выходящее за рамки; цвета, о которых он успел забыть.
Поэтому, поднявшись со своей станции метро, он вытаскивает из кармана телефон, едва не сбивая с ног торопящуюся по тротуару навстречу женщину, и открывает приложение с картой, выискивая среди десятка условных обозначений ближайшие к дому цветочные магазины.
Самодельная вывеска гордо гласит: “Цветы”; выкрашенная в бледно-розовый цвет дверь и пара панорамных окон зажаты между круглосуточным магазином товаров первой необходимости и явно заброшенной школой актерского мастерства, где на стеклах теперь красуется объявление об аренде.
Крис качает головой и, отпуская минутные сомнения, заходит внутрь.
В магазине все выглядит так, как и пристало любому месту, продающему нечто живое и привлекательное, – цветы здесь повсюду, – в горшках и кадках, на полках, на полу, на оконных витринах, в коробках, в виде семян на специальном стенде; запах, пускай и приятный, немного кружит Крису голову, а яркий свет множества развешанных по стенам и потолку ламп вместе со всей прочей обстановкой заставляет его ощутить себя не в крохотном цветочном в Сохо, а на какой-то поляне в разгар цветения, – это был бы выходной, над головой маячило бы практически ослепляющее солнце, на небе не было бы ни облака, и пастельные тона мешались бы со всеми оттенками желтого и зеленого.
Потерявшись во внезапной, забытой уже пестроте ощущений, Крис не сразу понимает, что в помещении никого нет.
Он проходит вперед; около кассы – пусто. За ней – распахнутая дверь, открывающая вид на небольшой коридор, ведущий наверняка в подсобку, и Крис откашливается:
– Тут есть кто-нибудь? – не получив отклика, он повышает голос. – Эй? Вы не закрыты?
Ответом служит приглушенный грохот – будто где-то свалилась целая гора коробок или книг, – и куда менее приглушенные ругательства; через несколько секунд из того крохотного коридора появляется парень.
Крис не задерживает дыхание, не чувствует никаких романтических трепетаний и вообще не реагирует физически, но ему вдруг кажется, что его мозг только что замкнулся, сфокусировавшись исключительно на незнакомце, – Крис пялится на нахмуренное отчего-то красивое лицо, белый – молочный, пожалуй, таким рисуют Млечный Путь и облака – мягкий джемпер с закатанными рукавами и взъерошенные волосы; кольца на пальцах и тонкие серебряные цепочки, обмотанные вокруг левого запястья, должны бы придавать образу остроты, но, – напротив, – парень кажется еще мягче. Как будто он – та самая палитра пастельных тонов, и нечто плавное, и спокойное, и целостное, и все, чем Крис не является.
Это бред, – полных противоположностей не существует в принципе, – но Крису кажется именно так; он представляет себе две нарисованные жестким карандашом параллельные линии, которые никогда не пересекутся, и ему хотелось бы, чтобы Евклид пошел к черту со своей геометрией.
– Эй, – парень щелкает пальцами у Криса прямо перед носом, и тот вздрагивает, возвращаясь в реальность. – Ты меня ограбить пришел?
Это не первый человек, который судит Криса по внешнему виду, но куда чаще он ощущает от подобных реакций мрачное, секундное удовлетворение – а не призрачное разочарование, как сейчас.
– Нет, – честно отвечает Крис, поднимая руки ладонями вперед в жесте обезоруженности. – С чего бы я стал это делать?
– Ну, ты так выглядишь, как будто, знаешь, – парень, вмиг потеряв все намеки на жесткость во взгляде, склоняет голову к плечу, словно всерьез задумывается, – либо ограбить меня пришел, либо по объявлению в модельное агентство. Только двери спутал, модельное – в соседнем квартале.
Крис не знает, что ответить; ему хотелось бы подобрать парочку острых ремарок, но он все еще пялится на облачный джемпер, и серебряные цепочки, и ему, в самом деле, должно бы уже стать стыдно.
– Этот цветочный магазин называется “Цветы”, – озвучивает он без особого осуждения мысль, которая где-то на краю сознания не давала ему покоя последние пять минут; парень смеется, заставляя пространство вокруг заиграть солнечными бликами, и его смех напоминает Крису о параллельных линиях.
– Владелец сам придумал, говорит, что простота – залог успеха и все такое, – помедлив пару секунд, парень все так же солнечно улыбается, стирая впечатление от первых моментов встречи как хороший ластик. – Владелец, кстати, я. Себастиан Стэн, – он протягивает руку, и Крис встречает его коротким рукопожатием на полпути.
– Крис Эванс, – он усмехается. – Хорошо, а то я уже собирался начать выдумывать тебе клички.
– И какие, например?
– Тот Грубый Тип С Цветами? – беспомощно пожимает плечами Крис, и Себастиан смеется, снова, слегка запрокидывая голову:
– Эй! – он становится чуть серьезнее так же плавно, как до того начинал смеяться, так же плавно, как говорит. – Нет, на самом деле, я прошу прощения. Редко сужу по первому впечатлению, но, – Себастиан пожимает плечами примерно так же беспомощно, трет ладонью предплечье, – день какой-то хреновый. У тебя, надеюсь, лучше, Крис Эванс.
– Вообще-то, да, – решает вдруг Крис; ему хотелось бы знать, что может испортить Себастиану день, но он не может придумать ни единой разумной причины. – Я поэтому здесь.
– О, – Себастиан оживляется. – Нужен букет? По какому случаю? Для кого-то определенного?
– Нет, я, – Крис мотает головой, придумывая, как облечь такую очевидную ему мысль в слова, – мне нужно что-то красивое. Что-то, на что хотелось бы смотреть, что я мог бы нарисовать.
– Художник? – Стэн изучает его внимательным, теплым взглядом, и оживление его увеличивается, но не в громкости, а в объеме, словно он способен своей увлеченностью разговором запереть Криса в своем магазине и не выпускать; мысль не кажется Крису абсурдной. – Стой, я должен тебя знать? Я могу потом рассказывать друзьям, как ко мне в магазин пришел сам Крис Эванс, и они будут ахать, ох, боже, это же второй Пикассо?
Крис хочет честно ответить, что он не художник, но останавливается на нейтральном, легком:
– Нет, ничего такого. Но “Нью-Йорк Таймс” только что предложили мне повесить пару своих работ у них в штаб-квартире, – признается Крис, и глаза Себастиана загораются:
– Поздравляю! – он круто разворачивается и едва ли не бросается через весь торговый зал, уже начиная подбирать цветы; словно поймав потерянную на половине пути мысль, он оборачивается, поймав взгляд Криса. – Правда, поздравляю. Звучит как достижение.
Может быть.
Может быть, и звучит.
– Спасибо, – отвечает Крис; Себастиан, практически уткнувшийся в георгины носом, улыбается.
Замерший посреди цветочного магазина с самым банальным названием, Крис остается обезоруженным.
3 и 4; 2407 слов.
3.
Себастиан подбирает ему настоящий, полноценный букет, и Крис не знает, почему так удивлен, словно ожидал чего-то иного от похода в цветочный магазин; букет пестрит оттенками синего и молочно-белым, как бесконечное небо с редкими облаками.
Крис не уверен, что это именно то, что нужно.
- То, что нужно, - тем не менее, говорит он, когда Стэн заканчивает; на подбор цветов у него ушло минут десять, за которые они успели каким-то образом обсудить преимущества лилий перед розами, погоду в Нью-Йорке и последний сингл alt-j. - Спасибо. Может быть, потом приду за еще одним.
- Было бы неплохо, - Себастиан сосредоточенно хмурится на кассовый аппарат, пока пробивает чек. - Было бы еще лучше, если бы я увидел что-то из твоих работ, ну, знаешь, - он поднимает брови, пожимает плечами, - чтобы понимать, какие цветы тебе нужны. Какие цвета.
- У меня есть сайт, - зеркалит пожатие плеч Крис; добавляет быстрее, чем успевает спохватиться: - Или, когда я закончу с первой картиной, я мог бы показать тебе. Я работаю дома, отдельная комната под мастерскую, ну и. Если это не странно?
Себастиан улыбается так, будто Крис сделал ему комплимент.
- Нет, не странно, - непринужденно отвечает он, забирая протянутые Крисом наличные; высчитав сдачу, он убирает одну копию чека в кассу и задерживает взгляд на второй. - Я бы хотел посмотреть. Честно говоря, я не особенный любитель, - неопределенно поведя в воздухе рукой, Стэн выуживает откуда-то ярко-синий маркер и, стянув с него колпачок, быстро записывает что-то на обороте чека, не переставая говорить, - искусства в том смысле, когда нужно обязательно идти в какую-нибудь галерею, делать умное лицо. Или там, притворяться, что мне нравится чья-то симфония в консерватории, чтобы не выглядеть дураком, - Крису хочется сказать, что Себастиан - не дурак, и желание поправить настолько же сильно, насколько и не рационально; Себастиан, так или иначе, явно знает это о себе сам, потому что улыбается, легко и беспечно, придвигая в сторону Криса чек вместе со сдачей. - Но я люблю процесс. Смотреть, как человек что-то делает. Почему делает. Понимаешь?
- Конечно, - отзывается Крис; на долю секунды ему становится тревожно, как будто сама мысль о том, что Себастиан все-таки поймает его на слове и придет посмотреть на картины, достаточна для того, чтобы внушить страх.
Скорее всего, дело в пресловутом “почему”; почему делает?
Почему Крис рисует то, что рисует?
Он не знает точного ответа и не уверен, что хочет, чтобы ответ нашли за него.
- Мне пора, кажется, - резче, чем ему хотелось бы, заговаривает Крис, но Себастиан то ли не замечает его тона, то ли не принимает на свой счет.
- Не смею задерживать, - тихо посмеивается Стэн, покачав головой; Крис с трудом отводит взгляд от его ладоней, где Себастиан, кажется, не замечая того, прокручивает одно из колец на пальце правой руки.
Крис оборачивается уже у самой двери; Себастиан, поймав его взгляд, почти по-детски машет рукой, и Крису кажется, что он что-то забыл, но на ум ничего не приходит. Выдавив подобие уместной в обществе улыбки, он выходит на улицу, отходит от цветочного магазина на несколько шагов и, завернув за угол, останавливается, уставившись на собранный Себастианом букет в левой руке.
Разжав правый кулак, Крис обнаруживает, что так и не убрал в карман чек, и, да, конечно.
Он что-то забыл, а вот Себастиан Стэн - нет.
На обороте помятого уже листка ярко-синим маркером выведены цифры; в самом углу - символично нарисованный торопливой рукой цветок, лепестки разного размера и закрашенная середина; под телефонным номером - короткое “звони!”.
Обернувшись в сторону “Цветов”, Крис улыбается шире.
*
Он не звонит, конечно; телефонные звонки - самая настоящая пытка, и, если бы была такая возможность, Крис бы и вовсе в них не участвовал. Вместо этого он сохраняет номер в списке контактов под совершенно не лаконичным “Тот Грубый Тип С Цветами”, отключает на телефоне звук и забывает про него на несколько дней.
Вечером четверга кто-то громко и настойчиво стучит в дверь кулаком; Крис знает, что это Скотт, еще раньше, чем смотрит в глазок.
Больше некому.
- Ты что делаешь? - обвиняюще тычет пальцем ему в грудь брат вместо приветствий, приглашая себя в квартиру самостоятельно. - Я думал, ты тут скончался.
- Да, конечно, - привычно закатив глаза, Крис закрывает дверь и хмурится, заметив на лице Скотта нечто, похожее на искреннее беспокойство. - В чем дело?
- Я звонил раз сто, - вздыхает Скотт так, будто справляться с Крисом - огромный груз на его обтянутых бледно-голубой рубашкой плечах, - после того, как не получил ответа на сообщения. Которых было штук сто. Где твой телефон?
- Телефон, - продолжает хмуриться Крис, проходя вслед за Скоттом вглубь квартиры; ему требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, и, стянув со спинки стула брошенную туда еще в начале недели куртку, он вытаскивает мобильник из кармана. Разблокировать экран, чтобы увидеть все наверняка ждущие там Криса уведомления, ему абсолютно не хочется, и он просто поднимает руку, демонстрируя Скотту находку. - Я рисовал. Забыл про него.
- Забыл, - недоверчиво выдыхает Скотт, падая на диван, и встречает непонимающий взгляд Криса своим, неприятно изучающим.
- Что случилось-то?
- Со мной - ничего, - мотает головой Скотт, потирая виски. - Но было бы круто, если бы ты иногда подавал признаки жизни, потому что… - Крис поднимает брови, но Скотт обрывает фразу, махнув рукой так, словно отмахивается от собственных мыслей. - Бро, серьезно, ты не отвечаешь, и я беспокоюсь. От беспокойства у людей появляются морщины раньше нужного. Если у меня появятся морщины, Джейми меня бросит, - ухмыльнувшись, Скотт наблюдает, как Крис прикрывает дверь в комнату, где рядом с мольбертом в с трудом найденной им вазе стоит все еще полуживой букет; Крис чувствует взгляд брата, даже когда не смотрит в ответ, и понятия не имеет, какой вариант просьбы оставить его одного будет достаточно вежливым. - Ты же не хочешь, чтобы Джейми меня бросил. Я буду страдать, Крис.
- Ты всегда страдаешь, - тихо фыркает Крис; все-таки разблокировав телефон, он нажимает на крестик в углу несколько раз, стирая все уведомления о пропущенных вызовах и сообщениях разом. - Пару недель, а потом пройдет.
- Я оскорблен, - картинно прижав ладонь к груди, Скотт озирается. - Есть что выпить?
Они делят на двоих бутылку темного пива и десяток историй с работы, - историями, точнее, делится Скотт, а Крис, откинув голову на спинку дивана, односложно отвечает в нужных местах, но Скотту всегда было достаточно и этого.
Или не всегда.
Последние несколько лет - точно; Крис не помнит, когда это началось, - в какой момент Бостон вместе с Нью-Йорком предстали перед ним монохромным нагромождением кирпичей, а люди на улицах мегаполисов перестали улыбаться; Крис не помнит, когда перестал улыбаться он сам.
Ему было бы легче, если бы для его состояния существовала какая-то стоящая причина, хотя бы чертова банальнейшая трагедия, услышав о которой, окружающие бы сочувственно охали, качали головами и похлопывали его по плечу. Людям с трагичным прошлым многое прощается, пусть даже о них далеко не всегда лестно отзываются за спинами, - у этих людей есть достойное оправдание, чтобы в нужный момент не улыбнуться, не ответить, не принять приглашение, не понизить тон, - не сдержаться или, наоборот, не иметь ничего, что можно было бы сдерживать.
С Крисом ничего не произошло; ничего не происходит.
Он кивает, когда Скотт, распахнув дверцу холодильника, вопросительно указывает на еще одну бутылку.
*
Крис просыпается в шесть утра, резко и неприятно, но не помнит, что ему снилось.
Из-за полупрозрачных занавесок уже бьет по затылку приглушенный нью-йоркским небом солнечный свет; телефон маячит на не занятой Крисом подушке, словно призывая взять его в руки и сделать хоть что-нибудь со своей жизнью.
В соседней комнате, за стеной - едва начатая картина, первая из трех, не внушающая Крису особого оптимизма. Букет Стэна помог, но не слишком, - по крайней мере, помог начать, и за это Крис уже должен быть благодарен, - он и благодарен, приходит в его толком не проснувшийся мозг вдруг простейшей осознание.
Благодарен достаточно, чтобы подняться с кровати через пять минут после пробуждения, а не через час, и набрать сообщение между нажатием кнопки на чайнике и чисткой зубов.
Привет, пишет Крис быстрее, чем успел бы передумать, это Крис Эванс, я заходил в твой магазин в начале недели? Подбирал букет для картины. Спасибо, кстати, он отличный.
Крис нажимает “отправить”, потому что не знает, как сформулировать дальше то, что хочет сказать; не знает, как напомнить Себастиану о своем сделанном зачем-то приглашении так, чтобы это было хоть сколько-нибудь уместно; не так неловко, может быть.
Себастиан, к счастью, такими проблемами не страдает; ответ приходит, когда Крис заваривает себе вторую чашку кофе.
6:20??
, пишет Стэн, и следом, - думал, я один встаю в такую рань. Всегда рад помочь!Крис давно уже не школьник, но вдруг чувствует себя таковым; растерянным, несобранным, не знающим, как продолжить разговор с человеком, который ему нравится.
Себастиан ему нравится.
Крис не смог бы точно сказать, чем именно.
Может быть, своей способностью говорить то, что у Криса не получается, потому что еще одно сообщение приходит раньше, чем Крис успевает придумать ответ на предыдущие.
Помню, ты предлагал взглянуть на твои работы, но ты мог передумать за это время, так что можем сделать вид, что ты этого не говорил? А если все-таки говорил, то не думай, что я так легко поддаюсь, Крис Эванс. Сначала хоть кофе меня угости.
Череда пришедших следом смайлов заставляет Криса выдохнуть; заставляет ответить, забыв об практически не тронутой кружке.
Когда ты свободен?
4.
Себастиан свободен в ту же самую пятницу, во время ланча.
Нью-Йорк все еще бесконечно тусклый, но небольшая кофейня на той же улице, что и цветочный магазин, встречает Криса мешаниной звуков и гораздо большим разнообразием красок; шумит кофемашина, от пары столов раздается чужой смех, и одежда на людях вдруг кажется Крису такой яркой, что начинает немного болеть голова.
- Ты опять похож на бандита, - заявляет Себастиан, в какой-то момент подошедший сбоку настолько незаметно, что Крис вздрагивает, прежде чем повернуться. Себастиан склоняет голову к плечу, улыбается одними глазами: - Я начинаю привыкать.
- Это прикрытие, - объясняет Крис, пока они продвигаются в очереди к кассе; загруженный продавец запускает пальцы в волосы, убирая со лба крашеную челку. - Если буду похож на художника, начну еще, не дай бог, нравиться людям.
- Мне ты нравишься, - пожимает плечами Стэн так, словно это вещь, которую можно просто так сказать, без предупреждений и предисловий.
Может быть, можно.
Себастиан делает заказ за них обоих, но Крис не слушает; он хотел бы сказать, что то, насколько пристально он разглядывает Стэна, - лишь издержки профессии, внимание к деталям и жизненная необходимость замечать мелочи, которые в отдаленном будущем переместятся смутными впечатлениями на холст, - но, честное слово, он просто хочет смотреть. На кольца, которых, кажется, с прошлого раза стало еще больше; на цепочку, обмотанную вокруг запястья; на бледно-розовый джемпер, явно разношенные челси, художественно разорванные на коленях джинсы; на взъерошенные волосы и то, как один только голос Себастиана превращает мешанину цветов кофейни в нечто удобоваримое.
Нечто, что заставляет Криса улыбнуться, когда бариста ставит перед ними стаканы, и он видит, что Себастиан заказал им самые большие порции фраппе с мешаниной сиропов.
- Вообще-то, я люблю черный кофе, - объясняет Стэн, когда они находят свободный столик, зажатый в самом углу между двумя низкими креслами. - Но я его и дома могу сделать, это же скучно, прийти и купить то, что можешь сделать сам.
Крис садится спиной к залу и хмыкает в качестве подтверждения; поправив начавший съезжать с плеча джемпер, Стэн цепляет пальцами трубочку и смотрит пару мгновений на Криса, прежде чем продолжить отчего-то серьезнее:
- Не думал, что ты на самом деле напишешь, - поймав взгляд Криса, он тут же качает головой, улыбается, - но я рад. Честно.
Честность за честность, наверное; Крис не знает, что еще побуждает его отвечать то, что он отвечает:
- Я сам не думал, - впервые за долгое время подобное признание не похоже на расписку в собственной беспомощности; Крис не чувствует себя человеком, не способным на простейшую социализацию, и, возможно, причиной тому - бесконечное спокойствие, которое Себастиан транслирует, словно бы совершенно не осознавая. - Но. Хотел еще раз сказать спасибо за цветы.
- Это моя работа, - подмигивает Себастиан, пробует кофе. - Но работа, которую я люблю, да, поэтому - тебе спасибо. Как там картины?
- Нормально, - фраппе оказывается слишком сладким и слишком холодным; Крис не против. - То есть, пока не очень. Они дали мне полную свободу действий, сказали, что их устроит все, что угодно, и я, - слегка нахмурившись, он размешивает трубочкой лед в стакане, - у меня, в общем, не очень хорошо с этим.
- Со свободой действий?
- С чужими ожиданиями.
- Они верят в тебя, видимо, это же хорошо, - предлагает Себастиан, и что-то в его голосе заставляет Криса поднять взгляд; откинувшись на спинку кресла, закинув щиколотку одной ноги поперек колена другой, Стэн выглядит здесь на своем месте так же, как выглядел на своем месте в цветочном магазине.
Крису интересно, есть ли место, в котором Себастиан выглядел бы лишним; Крису интересно, почему в него верят люди, которые не знают его, которых не знает он, и вопрос рвется из него так, что удерживать слова выходит с трудом.
- Видимо, - в конце концов соглашается он; отзеркалив вопрос, переводит тему раньше, чем Себастиан успевает сказать что-то еще. - Как там цветы?
Перерыв на ланч, который в случае Себастиана, по его словам, составляет обычно около получаса, превращается в полтора часа и лишнюю порцию кофе на каждого; Крис меньше говорит и больше слушает, стараясь запомнить всю ту новую информацию, которую Себастиан предлагает легко и без лишних препятствий. Его мама дает частные уроки игры на фортепиано для детей в своем лофте где-то в сердце Бруклина; пару лет они жили в Австрии, а до этого - в Румынии, но свое детство Себастиан помнит хуже, чем ему бы того хотелось; он обожает выискивать на стриминговых музыкальных сервисах малоизвестные европейские группы, потому что у их песен зачастую самые цепляющие слова; когда-то он хотел стать актером, но сдался слишком рано, не выдержав бесконечных отказов на сотне похожих друг на друга прослушиваний. Один факт превращается в два, два - в несколько десятков; Крис отвечает тем же, когда ему есть, что ответить, в основном потому, что не может скрыться от интереса в глазах Себастиана.
Стэн смотрит так, будто Крису есть, что предложить миру; его не хочется разочаровывать.
- Мать твою, - кинув взгляд на настенные часы, охает вдруг Себастиан; округлив глаза в сторону Криса, он стаскивает со стола телефон, запихивает в карман джинсов. - Мне пора, кажется. Нью-Йорк уже час как страдает без цветов, - подскочив было с кресла, он опускается обратно, смотрит на Криса - все так же внимательно, непривычно настойчиво, как будто хочет донести мысль, но не озвучивает. - Мы еще увидимся?
- Конечно, - отвечает Крис, почти выпаливает; ему кажется, что Себастиан сомневается, и его немедленно хочется убедить.
Конечно, естественно; Крис не помнит, когда в последний раз пил с кем-то кофе и забывал о времени. Уж тем более не помнит, чтобы кто-то забывал о времени рядом с ним.
Себастиана хочется раскрывать, как многоярусный ящик для красок, - сдвигаешь несколько рядов ячеек сверху, чтобы обнаружить под ними другие, третьи, еще и еще, - он интересен настолько, что Крис уже знает: отключать звук на телефоне он в ближайшее время не будет.
Если получится.
- Конечно, - повторяет Крис, пока на лице Себастиана мелькает быстрая, довольная улыбка. - Повторим, когда захочешь.
- Скоро, - кивает Стэн, прежде чем подняться наконец окончательно; помедлив у стола рядом со все еще замершим в кресле Крисом, он ограничивает прощание очередной улыбкой, а затем быстрым шагом направляется к выходу.
Запоздало обернувшись, Крис жалеет, что не поднялся навстречу.
5; 2503 слова.
5.
Они встречаются еще пару раз в течение следующей недели в той же кофейне; Себастиан всегда пишет первым, и его сообщения полны осторожных вопросов и лазеек, словно специально подобранных для того, чтобы Крис, если ему захочется, мог отказаться от любого предложения без необходимости чувствовать себя виноватым. Наверное, это нормально, - не то чтобы Крис считал, что хоть сколько-нибудь хорошо скрывает свое стремление к затворничеству, - но внимание к его желаниям со стороны, по сути, едва знакомого человека настолько же приятно, насколько и сбивает с толку.
Может быть, Стэн такой со всеми; он похож на человека, которому не надо стремиться быть хорошим, чтобы таковым являться.
- Не знаю. Я имею в виду, - пожимает плечами Себастиан спустя две недели после их знакомства, частично подтверждая мысли Криса на свой счет, - не то что я не согласен, когда ты говоришь, что я хороший человек, или хочу быть очень скромным, нет. Просто, хм.
Кофейня сегодня заполнена отчего-то туристами всех мастей; узнаваемые щелчки камер на смартфонах смешиваются с многообразием голосов на как минимум четырех языках, и Себастиан отвлекается на мгновение, глядя в сторону кассы, у которой девочка лет пяти пытается объяснить усталому кассиру, какое пирожное с витрины она хочет больше всего.
- Просто, - продолжает Себастиан, возвращая внимание Крису, - я не думаю, что не быть мудаком - так сложно, как все вокруг пытаются мне рассказать. Скорее наоборот. И самому приятнее, и окружающим, ну и, - опустив задумчивый взгляд на свою кружку с все еще горячим чаем, Стэн слегка улыбается; Крис зеркалит улыбку, едва замечая, - я верю в карму, вроде как. Может, когда-нибудь кто-то постарается вести себя хорошо по отношению ко мне, или, - дернув плечом, он поднимает голову, улыбаясь шире, - не ко мне. Вообще, в целом, это тоже неплохо.
Нет ничего сложного или удивительного в том, что он говорит; Крис все равно обнаруживает, что слушает так внимательно, словно Себастиан рассказывает ему не, в общем-то, прописные истины, а историю сотворения мира; слушает так, словно двух недель знакомства достаточно для оценки характера, и Стэн абсолютно точно не окажется назавтра секретным мучителем котят; слушает так, словно в самом деле сможет запомнить каждое слово из этого разговора.
Внимательно смотреть для Криса - привычнее некуда; он художник, это, так или иначе, приходит вместе с профессией, даже если он до сих пор с натяжкой признает, что это не просто хобби, а нечто стоящее.
Внимательно слушать - совершенно другое дело.
- Что? - посмеиваясь, спрашивает Себастиан, когда Крис, не отводя взгляда, продолжает молчать. - Что-то с моим лицом?
- Нет, - спешит помотать головой Крис и, тихо хмыкнув, глотает свой черный кофе. - С лицом все прекрасно. Я бы нарисовал, но, по-моему, я не рисую настолько хорошо.
Себастиан округляет глаза, уставившись на Криса несколько бесконечно долгих секунд, и по его выражению лица сложно что-то прочитать до тех пор, пока губы Себастиана не растягиваются в плавной, недоверчивой улыбке.
- Нельзя просто говорить такие вещи, - с запоздалым смешком выдыхает он, будто предпринимая обреченную на провал попытку звучать укоризненно. - Ты весь такой, - Себастиан поводит рукой в воздухе, явно затрудняясь подобрать слово, - тихий, а потом. “Я бы нарисовал”, - качая головой, Стэн все еще улыбается, - боже.
Забирать назад так легко вырвавшиеся слова уже поздно, и Крис делает все возможное, чтобы не растеряться посреди разговора от неизвестно откуда взявшейся собственной прямоты; фыркает только:
- Тихий?
- Не в плохом смысле, ничего такого, просто…
- Я знаю, - отмахивается Крис, опустив чашку на стол, - меня вряд ли кто-то назовет душой компании.
- Не видел тебя в компании, - немедленно отзывается Себастиан, подняв бровь. - Исправим?
Полузабытый на краю стола телефон короткой трелью дает знать о входящем сообщении от Скотта; бросив взгляд на экран, Крис медленно кивает:
- Когда-нибудь.
*
На улицах Сохо - оживленно, как и всегда; когда-то, только переехав в Нью-Йорк, Крис любил выходить из чудом найденной после недель поисков в интернете квартиры, покупать кофе или чай в первом попавшемся месте и идти, пока совсем не устанут ноги. Нью-Йорк тогда еще казался ему отличным от Бостона, - более ярким, более разнообразным, выстреливающим кирпичной краснотой стен с малоэтажных домов района и синевой подпираемого соседними высотками неба.
Теперь он выходит на эти прогулки в основном по привычке.
Пользу таких вроде бы бесцельных блужданий подтверждал когда-то и Марк, его доктор, - когда Крис еще находил в себе силы посещать его кабинет на Нижнем Ист-Сайде, - когда Крис еще не перестал назначать приемы и отвечать на его звонки, - когда Марк еще не произнес категоричное “клиническая депрессия”, попытавшись начать разговор об антидепрессантах. Он все еще возникает в жизни Криса иногда; достаточно регулярно отправляет сообщение или два, ограничиваясь простыми вопросами о состоянии и настроении, как будто ждет, пока Крис либо сломается и ответит, либо сменит, наконец, номер.
Крис не настроен делать ни того, ни другого.
Ноги приводят его к знакомому цветочному магазину сами, Крис не успевает заметить; только что он выходил из кондитерской, ожидая, пока чай в картонном стакане хоть немного остынет, и вот он уже стоит у бледно-розовой двери, не уверенный, стоит ли заходить.
Хуже, впрочем, не будет.
В магазине, внезапно, людно, - по сравнению с предыдущим визитом, когда даже самого хозяина в помещении не наблюдалось, - стайка школьниц хихикает возле удивительно ярких роз; пожилая пара рассматривает что-то на стойке с семенами; хмурого вида парень, закусив большой палец, сосредоточенно изучает готовые, уже составленные букеты, пестрящие солнечно-желтым, кремовым и голубым; Себастиан стоит за кассой, активно жестикулируя что-то для мужчины, чьего лица Крис не может разглядеть от двери.
Желание развернуться и уйти, знакомое и привычное как чистка зубов по утрам, улетучивается раньше обычного только потому, что Стэн, подняв вдруг взгляд, светлеет лицом и машет рукой, глядя прямо на Криса. Обозначив приветствие одними губами, Себастиан кивает в сторону своего собеседника, в немом извинении пожимая плечами; Крис кивает в ответ, указывая пальцем на первую попавшуюся напольную вазу, - он не против подождать.
Знать бы еще, чего; визит в магазин не имеет более четкой цели, чем прогулки по Манхэттену, и ничто не мешает Крису прийти сюда в более подходящее время.
Какое, впрочем, будет более подходящим?
Зависнув на какое-то время возле хризантем, будто сошедших с полотна Моне, Крис возвращается к реальности только в момент, когда не такое уж большое пространство магазина заполняет низкий, резковатый смех; источник звука обнаруживается у кассы, - все тот же мужчина, продолжая посмеиваться уже не так громко, наклоняется вперед, обхватывает ладонями лицо Себастиана и звонко расцеловывает его в обе щеки. Себастиан смешно морщит нос, закатывает глаза, бормочет что-то совсем тихо, вызвав у собеседника новый приступ смеха.
С трудом отведя взгляд, Крис обнаруживает, что помещение за несколько минут успело опустеть; он остался единственным посетителем, который даже не пришел сюда, чтобы что-то купить.
С другой стороны, хризантемы - не такая уж плохая идея, - как и маргаритки по соседству, - есть вероятность, что Стэн вновь сможет составить из мешанины светлых цветов букет, который вдохновит вновь застопорившегося в своей работе Криса хотя бы на что-нибудь.
- Хей, Крис, - зовет Себастиан, судя по веселью во взгляде, уже не в первый раз. Обойдя прилавок, он, мимоходом хлопнув только что заходящегося смехом мужчину по плечу, засовывает руки в карманы джинсов. - Извини, что не сразу подошел, я… Это Роберт, - развернувшись вполоборота, Себастиан улыбается, - мой старый друг. Роберт, это Крис, - покосившись на Криса, он жмет плечом, но не сбивается с мысли, еле слышно фыркнув, - мой новый друг.
Рукопожатие выходит крепким, почти настойчивым; друг Стэна смотрит на Криса так пристально, что ему становится почти неудобно.
- Я тебя знаю? - прищурившись, спрашивает Роберт, явно ожидая однозначного ответа.
- Я… не думаю? Вряд ли.
- Напоминаешь мне кого-то, - пожав плечами, Роберт поправляет очки с сиреневыми стеклами; на вид ему - лет сорок, может быть, чуть больше, но Крис никогда не был силен в определении возрастов. - Окей, неважно. Стэн, детка, заглядывай на выходных, Сьюзан соскучилась.
- Ладно, ладно, - ухмыляясь, Себастиан, как и Крис, взглядом провожает Роберта до самой двери. - Может, даже не с пустыми руками.
- Надеюсь, ты про скотч, - оборачивается с ответной ухмылкой мужчина, прежде чем, не утруждая себя формальными прощаниями, махнуть рукой в сторону Криса с Себастианом и захлопнуть дверь с другой стороны, унося с собой запах незнакомого Крису парфюма и едва уловимое, неизвестно чем вызванное напряжение.
- Какими судьбами, м? - немедленно переключается Себастиан, бросив взгляд сначала на Криса, а затем на болтающиеся на левом запястье часы. - О, я могу закрываться, - быстрым шагом вернувшись к рабочему месту, он отпирает кассовый ящик и вытаскивает оттуда пачки банкнот, отработанными движениями начав пересчитывать; не поднимая головы, он продолжает, - как дела?
- Бывало и лучше, - Крис уже не задумывается, выбирая условную честность; спрятав руки в карманах застегнутой до груди черной толстовки, он подходит ближе к кассе. - Интересный персонаж, этот твой друг.
- Роберт? Да, - губы Себастиана дергаются в мягкой усмешке; захлопнув ящик, он вбивает что-то на клавиатуре чудом не падающего со стопки бумаг ноутбука. - Он классный. Я ему многим обязан, и “Цветов” без него бы не было, - закусив губу, Себастиан секунду хмурится на экран, прежде чем кивнуть самому себе и закрыть крышку ноутбука, - ну, не было бы у меня.
- Правда?
- Да. Это вроде как долгая история, но, - вновь сверившись с наручными часами, Стэн поднимает голову, - как у тебя со временем?
- Полно. С картинами полный провал, поэтому я, - неровно пожав плечами, Крис потирает коротко стриженый затылок, - весь твой.
Себастиан улыбается, - быстрое, скоротечное изменение в лице, как непроизвольная реакция, - но не комментирует.
- Тогда дай мне минуту, - бросает он уже через плечо, скрываясь в коридоре, ведущем к подсобке. Краем уха вслушиваясь в доносящиеся оттуда приглушенные звуки, Крис оборачивается к ближайшему панорамному окну, бесцельно разглядывая проходящих мимо людей, привычно торопящихся куда-то в любое время суток.
Самому Крису торопиться некуда; может быть, это не плюс.
*
- Если вкратце, - продолжает прерванный короткой прогулкой по району разговор Себастиан, зацепив двумя пальцами край клетчатой скатерти, покрывающей угловой стол в кафе “Фанелли”, - то, хм. Черт, давно не приходилось рассказывать кому-то что-то о себе. В общем, я говорил, что мы переехали в Штаты, потому что мама влюбилась и готова была ехать не только за лучшей жизнью, но и вообще хоть на край света. Потом сказка разрушилась, и мы остались с этим бруклинским лофтом, кучей неоплаченных счетов, и, - повертев запястьем, Себастиан упирается локтем в стол, подпирая ладонью подбородок, и переводит взгляд на официантку, которая собирает их заказ, то и дело сталкиваясь с занятым чужим пивом барменом, - и никого, к кому можно было бы обратиться. Кто бы помог, знаешь? Никого. Только долги, никакой перспективы для меня продолжать обучение после старшей школы. Какие-то ребята стучатся в двери по ночам, предлагают купить травку или еще что-нибудь, можешь представить.
Крис не может, на самом-то деле; детство и юность его были максимально идиллическими, ни одного хоть сколько-нибудь значимого неудобства, и рассказы Себастиана звучат для него подобно пересказу кем-то наскоро написанного сценария для фестивального фильма, которому вряд ли дадут больше одной награды. Ему, впрочем, интересно; не потому, что интересно обычно все неизведанное.
Ему интересен рассказчик.
- Я сдал все экзамены и стал искать больше возможностей заработать, что-то, кроме того, чтобы разносить подносы в соседском дайнере. Совался везде, в Бруклине и не только, и как-то раз набрел на музыкальный магазин. Не сетевой, больше похож на, мм, старый видеопрокат? Только с пластинками и дисками. Тогда еще не запустили Спотифай, - губы Себастиана растягиваются в одной из его привычных уже, повседневных улыбок; кивком обозначив, что все еще внимательно слушает, Крис вытаскивает торчащий из стакана для столовых приборов карандаш и подтягивает к себе пару салфеток. - На окне висело объявление, требуется продавец, и я зашел, почему бы и нет. И там был Роберт, точно такой же, как сейчас, один в один, только, - он прерывается коротким смешком, - бороду еще не носил. И я понравился ему, уж не знаю чем, - подняв глаза с едва начатого наброска, Крис вскидывает брови, но Себастиан только отмахивается, - ну, серьезно. Мне было едва ли восемнадцать, что я там мог?.. Но он за меня взялся. Так и сказал: я за тебя возьмусь, пацан. Сделаем из тебя что-нибудь.
- Сделал, - эхом отзывается Крис, слегка улыбаясь.
- Ну да. О, спасибо, - солнечно улыбается Стэн официантке, торопливо выставившей перед ними тарелки с бургерами и две пинты пива, только чтобы исчезнуть из поля зрения с той же скоростью и нервной энергией, присущей только людям, по двенадцать часов кряду проводящим на ногах. - До колледжей я не добрался, но ходил на разные курсы, вечерние классы онлайн, у нас с мамой не было нормальной сети, - стянув со своей тарелки картофель фри, Себастиан задумчиво макает его в соус, прежде чем откусить, - Роберт почти силком заставлял меня отправлять задания с его лэптопа, из дома. Бухгалтерия, финансы, базовые вещи, я толком не понимал даже тогда, нахрена мне все это надо, наглел и просил лучше дать мне больше рабочих смен, - Крис понимающе хмыкает, и Себастиан улыбается, легко и довольно, обхватив ладонью холодный бокал. - Но попробуй с ним поспорь.
- Звучит так, будто ты ему сына заменял?
- Если не сына, то, может, племянника? Он старше меня, да, но ему тогда было, черт - тридцать пять? Что-то вроде того. Но динамика верная, да, - глотнув из своего высокого бокала, Себастиан на мгновение жмурится, - была, во всяком случае. Пока я не достаточно подрос в его глазах, - задумчиво глядя на Криса, начавшего наконец бургер, Стэн делает еще один глоток, - я так думаю. Короче, опуская кучу подробностей, которые тебе не нужны, - Крис, жуя, издает невнятный протестующий звук, и Себастиан смеется, - окей, когда-нибудь, в другой раз. Так вот, опуская подробности. Откуда у меня, по-твоему, свой магазин?
- Хороший вопрос, - признается Крис; запив еду холодным пивом, он смотрит на Себастиана почти озадаченно. Когда в первую их встречу Стэн представился владельцем “Цветов”, ему в голову не пришло ставить этот факт под сомнение, но сейчас Крис уже знает, что Себастиану через пару недель исполнится всего двадцать пять. В совокупности с отсутствием высшего образования и достаточно непростым детством, это дает повод задуматься, и любопытство Криса, до того легкое и не привлекающее к себе внимания, оживает по-настоящему. - Откуда?
- Он принадлежал когда-то деду Роберта. Тот завещал его сыну, но Дауни-старший, - запнувшись, Себастиан заминает паузу очередным глотком и едва заметно мотает головой, - неважно, суть в том, что магазин медленно подыхал, помещение было разве что простаивающей недвижимостью, да, не самое плохое вложение, но Роберт, он, - вновь оживившись, Стэн цепляет с тарелки еще пару картофелин, - никогда не успокаивается. Не любит, когда что-то простаивает. Год назад я уже не работал с его пластинками, но помогал в разных местах, - встретив вопросительный взгляд Криса, Себастиан быстро кивает, - он - реальный делец, работа всегда найдется, ну и. Он сделал мне предложение, от которого невозможно было отказаться, - Стэн пожимает плечами, почти смущенно, и Крис поддается неожиданному приливу удивленного веселья:
- Ничего себе, - улыбнувшись в пол, он запрокидывает голову с новым глотком. - Может, ты и не знаешь, чем ему понравился, но явно - сильно.
Громкий смех Роберта и его ладони на щеках Себастиана всплывают в памяти Криса яркими, отчетливыми кадрами; не успев застопорить мысль, он выпаливает возникшее из ниоткуда подобие вопроса:
- Он… - первое же слово кажется глупым, но острый интерес заставляет попытаться продолжить, - вы с ним?..
- Что? - вздернув бровь, Себастиан изучает скованное напряжением лицо Криса. - Мы с ним - что? - выражение его лица из недоуменного медленно превращается в недоверчивое; откинувшись назад, к стене, Себастиан балансирует на двух ножках стула и смеется так внезапно и громко, что сидящие за соседним столом мужчины оборачиваются в их сторону с тенью недовольства в пьяных глазах. - Господи. Мы с ним… Нет, - качая головой, Стэн опускает стул в нормальное положение и наклоняется чуть вперед, выискивая возможность встретить взгляд Криса.
Крису даже не хочется провалиться сквозь землю, это было бы слишком банально; возможно, он мог бы попросить у бармена нож поострее и отрезать свой проклятый язык, отрубая не вовремя проснувшееся желание задать самые неловкие в мире вопросы.
Себастиан все пытается перестать смеяться, тихо фыркая в свой бокал; на запачканной карандашом Криса салфетке, зажатой под его тарелкой, виднеются недорисованные солнечные очки с бледными стеклами.
невероятно, но факт! а, ну и да, забыла, кажется, сказать, в этом тексте не будет рейтинга, скорее всего. потому что я все еще считаю, что не каждому тексту нужен рейтинг. вообще - как получится, конечно, но все предупреждены хд
часть 6 - в комментариях в трех частях, потому что я забыла, что и у записей, и у комментов есть лимиты
upd.НЕТ Я НИЧЕГО НЕ ЗАБРОСИЛА ГЛЯДИТЕ-КА
часть 7 - все еще в комментариях, все еще в трех частях
@темы: графомания, ДНИЩЕ, дитя дьявола, Я НЕ ЗНАЮ КАК ЭТО ВЫШЛО, эванс
-
-
10.10.2016 в 23:08это как знаете, дождь говорит, что хоет сказать, в каждой своей капле, а у вас так по строчкам. потому что ничто не остается пустым надолго, и в мире слишком много обыденных вещей, и
true colours
у вас в тексте - не мысли, не ощущения, что-то между, что-то большее, что-то, что делает вещи и людей теми, кем они являются.
образы, от внешнего, про "нелепые татуировки", до образа жизни, и всё это твой собственный выбор и ты рад, что его сдела, но это пока не принесло то, чего ждалось, что ли.
и когда при встрече с другим - даже отчасти понятием другого, это не что-то выученное извне, из внешнего мира - сердца-громы-молнии - а огромное, полностью забирающее восприятие.
совершенно невыносимо счастлива это читать. вооще сравнить не с чем, лучшее ощущение.
-
-
10.10.2016 в 23:38вкусно, особенно ощущения Эванса в лавке, ещё хочу х)
-
-
10.10.2016 в 23:49-
-
11.10.2016 в 00:36Столько интересных деталей, все эти географические подробности, и мир глазами Криса-художника - все это делает текст потрясающе живым
Прямо с самого начала - как Крис видит дождь и в конце - как видит Себастиана, чувствуется в нем этот художник
-
-
11.10.2016 в 02:09-
-
11.10.2016 в 17:06-
-
11.11.2016 в 18:56Спасибо
надеюсь, что обозначение в процессе; указали не по ошибке
-
-
15.06.2017 в 11:23вы просто. вы.
я так люблю когда вы пишите. это ни на что не похоже.
так размазывает каждый раз.
простые вещи. когда Крис выходит на улицу, слышно весь этот шум - шины, люди, гудки, обрывки слов и музыки; и запахи, и огни. и вы ведете текст, диалоги, мысли, каждое движение, это как будто забраться в голову человеку, который тебя интересует, узнать что там, как он это делает, является таким, какой есть. и он знает о себе не всё, может быть, кто-то другой увидит больше. почему делает.
и как Крис грузится, что он это не умеет - не сказать толком, что "это", что-то хорошее, от чего вспоминаешь, как улыбаться, и отправляешь сообщения, раньше, чем успеваешь подумать и передумать, и в сладком кофе не можешь найти ничего плохого.
и как запоминает, изучает глазами - кольца, одежда - ужасно личное получается, жесты, даже слова.
а у Себастиана другой подход, "что он делает", и он тоже во всем, не только в том, чтобы смотреть как Крис рисует.
и все эти цвета, розовый свитер, синие и молочно-белые цветы в комнате за закрытой дверью, ранний утренний свет. краски, которые становятся заметными во всем, когда есть Сеюастиан.
и что про букет непонятно, то ли это, что нужно. это как-то ужасно правильно тогда и там.
-
-
15.06.2017 в 20:13-
-
17.06.2017 в 18:15-
-
18.06.2017 в 00:21очень уютный, тёплый и солнечный текст. в котором хочется жить и быть. надеюсь, он будет очень длинным)
-
-
18.06.2017 в 20:38Skata, комментарии - не главное! спасибо
eva_dallas, грустная Джейни, спасибо!
Чарли, ну вы и ваши комментарии. я теряю связные слова тт
-
-
20.06.2017 в 02:30настолько же приятно, насколько и сбивает с толку
вот эта бережность, в обе стороны, подход Себастиана и то, как Крис его ценит, важным ответом
и кем хочется быть, и кем быть рядом с. самому приятнее и Себастиан действительно в то же время - такой, просто так живёт, и такой именно для Криса, так получается, потому что это с ним появляются цвета и звуки, снова. что-то, хочется слушать, ничего не пропустив.
и нельзя говорить такие вещи - в ваших диалогах вы говорите так много, так как нужно, в самую душу и в самую голову.
и исправим?, эта мгновенная реакция, пространство для маневра, можно легко отказаться, но, если нет.
ну правда, каждое предложение хочтся застегнуть молнией под кожу, чтобы там осталось.
и бесцельные прогулки с горячим стаканчиком в руке, и музыкальный магазин, как старый видеопрокат, и мешанина светлых цветов - может быть, и что всё свободное время может не быть плюсом - что-то уже начало меняться, очень осторожно, и медленно идет дальше. какие-то звонки не остаются непринятыми.
и терапевт Марк, и Роберт - вот, взяли и рассказываете про самое хорошее.
и набросок на салфетке.
и непроизвольные улыбки.
и бледно-розовая дверь!
всё-всё
вот да, именно - то, что вокруг, всей реальностью, и они - в нём.
-
-
20.06.2017 в 22:07-
-
21.06.2017 в 10:21-
-
21.06.2017 в 13:42-
-
23.06.2017 в 00:17Не останавливайтесь, пожалуйста
-
-
28.06.2017 в 18:23-
-
16.07.2017 в 21:54Чарли, вы
Ipse.sum, Kroshka_vita, elxeiny, грустная Джейни,
*Silina*, всегда так интересно, какой текст производит эффект хд
-
-
16.07.2017 в 22:16-
-
16.07.2017 в 22:17-
-
16.07.2017 в 22:17-
-
17.07.2017 в 09:39-
-
17.07.2017 в 12:11вот да - этот момент, до первого поцелуя всегда такой странный и такой страшный и такой значимый, а потом все вокруг теряет значение, резко и вдруг)))
-
-
17.07.2017 в 12:24-
-
18.07.2017 в 10:29-
-
20.07.2017 в 11:44-
-
20.07.2017 в 12:56-
-
23.07.2017 в 20:20-
-
02.08.2017 в 19:08Крис так отвлекается, уходит в своё рисование, попытки, творчество, чем бы это ни было, от всего, что есть - так близко, так далеко, люди, которых ты любишь, и как тебе с ними повезло, и какой это немного - ад, и. смена цвета.
вообще как-то идеально точно про семью. легко, но, то, что обычно как-то не озвучивается, а так и есть. просто - есть. ааааа. не только про семью)) про всё, даже про вещи в квартире))
и недоверие к идее, что это ты, эта улыбка в голосе может быть из-за тебя.
и всё - настолько, что уже признаешь и что тебе страшно, и неизбежность - не только для себя.
и картина с видом Бостона, которой хотела бы быть каждая фотография с этим видом, но никогда не будет.
и мастерская интимнее спальни, тоже укладывается именно так, как должно быть.
умираю от каждой строчки. Алекс