БЛЯТЬ, ДАЙТЕ УЖЕ СИГАРЕТУ.
кстати да, марретьен исполнила мою заявку, которая была сформулирована ну очень криво, но эта женщина уловила суть.
все печально.
но
Т6-13“Уважаемые мистер и миссис Барнс...”
Короткий, наполовину сточенный карандаш в руке Стива не дрожит, но сухие слова не ложатся на бумагу.
На столе перед Стивом - личные вещи сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса. Тощая стопка писем с родительским адресом на конверте. Поцарапанная зажигалка и почти полный коробок спичек. Мятая пачка сигарет. Армейский нож с вырезанными на рукояти цифрами - 1944. Фотография из тренировочного лагеря Маккой, Бак посередине, среди одного большого объятия, сплетённых рук и смеха, дуло автомата небрежно опущено вниз, фуражка сбита набок чьим-то резким движением, и улыбка - словно на вечерние гуляния собрался.
Стив выбирает сигареты.
Достаёт одну из пачки, неумело обхватывает губами - он никогда не курил раньше - щёлкает зажигалкой, втягивает дым через короткий, истрёпанный фильтр, сильно, жадно, почти ожидая приступа астмы, почти желая захлебнуться.
Доктор Эрскин создал отличную сыворотку.
Стив закашливается, конечно, выдыхает дым беспорядочными клубами, морщится, ощущая на языке, нёбе, в горле осевший незнакомый вкус.
Стиви, говорит кто-то. Даже не пробуй. Тебе не пойдёт.
Баки не курил при нём даже на войне, по привычке отходил подальше, хмурился, мял в руках пачку. Стиву кажется, она ещё хранит тепло его рук.
Стиву нужно написать родителям Баки, что их старшего сына больше нет в живых, а он сам не может - боится, не хочет, не хватает ни сил, ни мужества - в это поверить.
Он берёт в руки конверты, перебирает один за другим, проверяя, все ли заклеены. Бумага шершавая и истёртая, Стив должен упаковать их в непромокаемый доставочный пакет, их и фотографию, нож нельзя, а остальное…
Миссис Барнс не любила, когда курили на кухне, махала полотенцем, разгоняя назойливый дым, открывала окно, отдёргивала пошире занавески, а Баки утаскивал Стива в свою комнату, и они сидели там, пока их не знали к ужину. Мистер Барнс усмехался добродушно и чуть виновато, разглаживал тонкие ухоженные усы, и спрашивал - как дела в колледже, Стивен? Или говорил что-то про чёртовых республиканцев, или ругал свою любимую бейсбольную команду - Стив со стыдом понимает, что не помнит её названия, - или сетовал полушутливо на бесконечных девушек и бесконечных приятелей Баки, или…
“...с прискорбием вынужден сообщить вам…”
Стив перечёркивает, один раз, второй, злится на глупо и жестоко звучащую фразу, на себя - за то, что не может подобрать правильной - пробует ещё раз -
“...мне больно об этом писать, но…”
...или, когда Баки сидел за ужином нарочито весёлый, искрящийся странным, нервным напряжением, потирал с независимым видом синяк на скуле, шипел, касаясь случайно нагревшейся ложкой полузажившей трещины на нижней губе, мистер Барнс говорил - присматривай за ним, Стивен. Слишком много жизни, а тормозить-то не научился ещё, - смеялся мистер Барнс, и Баки всегда вскидывался, тянул возмущённо и обиженно - пап, это за мной присматривать, но глаза у него блестели, когда он переглядывался со Стивом.
Стив, конечно, ответил - обещаю, мистер Барнс.
Стив должен написать, что война выпила из их золотого мальчика всю жизнь, которая была.
Как он сможет? Он не верит в свои слова.
“...я посчитал, что должен сообщить вам это лично. Ваш сын и мой друг…”
Стив выдыхает, ещё раз и ещё, не глядя, тянется за пачкой Баки, берёт вторую сигарету. Прикурить получается не с первого раза, он почти обжигает огоньком пальцы, но боли как нет. Стив не уверен, что это - тоже из-за сыворотки.
Просто больнее - где-то ещё.
Пепел осыпается на земляной пол, сигарета дотлевает до фильтра, Стив осознаёт это, только почувствовав неприятный, затхлый запах палёного, отбрасывает её в сторону, безучастно смотрит какое-то время, потом возвращается к письму.
“...сержант Джеймс Бьюкенен Барнс…”
Они звали его Джеймс, когда сердились или гордились им.
Джим - отец после пары стаканов бурбона.
Джимми - мать, ласково, спокойно, весело, когда звала домой, когда отправляла к соседям, когда просила развесить бельё или сбегать в магазин за солью, когда спрашивала про очередную девушку, ну правда, Джимми, когда я познакомлюсь хоть с одной, из всех твоих друзей я знаю только Стива.
Разве это не доказывает, что я умею выбирать друзей, нахально отвечал Баки.
Это доказывает, что тебе повезло, усмехалась миссис Барнс, как её сын, те же искры в глазах, тот же изгиб губ, та же морщинка между бровями.
“...мёртв”.
Карандаш ломается у Стива в пальцах напополам, толстый исписанный грифель оставляет на бумаге неровный след, почти прорывая её, Стив чертыхается - беззвучно, одними губами, задыхаясь, неожиданно даже для себя, внезапная паника ломает все мысли, он заставляет себя остаться на месте, опустить руки на стол, не сжимая пальцы в кулаки.
Так не пишут, пишут - погиб при исполнении задания, пишут…
Твёрдая ладонь опускается ему на плечо, треплет грубо, но с теплотой, Стив не вздрагивает, узнавая полковника Филлипса.
- Не стоит, сынок, - произносит он. В его голосе сожаления напополам с предупреждением, а Стив всё бы отдал за привычное ворчливое недовольство. - Писать такие письма - дело стариков. Не твоё. Ты не знаешь, что сказать, потому что и не должен знать.
- Я должен, - упрямо произносит Стив, но всё же поднимает голову и глядит Филлипсу в глаза. Усталось в них застарелая, тёмная, пыльная, и спорить совсем не хочется.
Сколько “погиб при исполнении” он отправил? Сколько ещё придётся?
- Ты должен прийти к ним после войны и рассказать, как твой друг прикрывал тебе спину. Как ты не выжил бы без него.
- Но я выжил, - отстранённо замечает Стив, - а он нет. Я должен.
- Как ты был упрямцем, Роджерс, так и остался, - фыркает Филлипс, и его голос звучит почти бодро. - Не напишешь до утра - всё сделаю сам.
“Мистер и миссис Барнс, я пишу эти строки, потому что я жив благодаря вашему сыну. Он спасал меня много раз, этот был последним.
Я сделаю всё, чтобы доказать - Баки спасал меня не напрасно.
Ничто не будет равноценной платой за его жизнь, но я постараюсь быть достойной её.
Утром полковник Филлипс читает письмо и аккуратно рвёт его, качая головой.
Официальные сухие строчки с выражениями соболезнования и скорби летят через океан; с ними - письма сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса семье, фотография из тренировочного лагеря Маккой и карандашный набросок на простом бумажном листе с дочерна зачёркнутыми строчками сверху.
Баки Барнс стоит, прислонившись спиной к мощному стволу голого зимнего дерева, выдыхает дым, запрокинув голову вверх, прячет от ветра сигарету в ладонях; и улыбку - в уголках губ.
URL записи
все печально.
но
28.09.2014 в 15:28
Пишет Marretjen:Т6-13“Уважаемые мистер и миссис Барнс...”
Короткий, наполовину сточенный карандаш в руке Стива не дрожит, но сухие слова не ложатся на бумагу.
На столе перед Стивом - личные вещи сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса. Тощая стопка писем с родительским адресом на конверте. Поцарапанная зажигалка и почти полный коробок спичек. Мятая пачка сигарет. Армейский нож с вырезанными на рукояти цифрами - 1944. Фотография из тренировочного лагеря Маккой, Бак посередине, среди одного большого объятия, сплетённых рук и смеха, дуло автомата небрежно опущено вниз, фуражка сбита набок чьим-то резким движением, и улыбка - словно на вечерние гуляния собрался.
Стив выбирает сигареты.
Достаёт одну из пачки, неумело обхватывает губами - он никогда не курил раньше - щёлкает зажигалкой, втягивает дым через короткий, истрёпанный фильтр, сильно, жадно, почти ожидая приступа астмы, почти желая захлебнуться.
Доктор Эрскин создал отличную сыворотку.
Стив закашливается, конечно, выдыхает дым беспорядочными клубами, морщится, ощущая на языке, нёбе, в горле осевший незнакомый вкус.
Стиви, говорит кто-то. Даже не пробуй. Тебе не пойдёт.
Баки не курил при нём даже на войне, по привычке отходил подальше, хмурился, мял в руках пачку. Стиву кажется, она ещё хранит тепло его рук.
Стиву нужно написать родителям Баки, что их старшего сына больше нет в живых, а он сам не может - боится, не хочет, не хватает ни сил, ни мужества - в это поверить.
Он берёт в руки конверты, перебирает один за другим, проверяя, все ли заклеены. Бумага шершавая и истёртая, Стив должен упаковать их в непромокаемый доставочный пакет, их и фотографию, нож нельзя, а остальное…
Миссис Барнс не любила, когда курили на кухне, махала полотенцем, разгоняя назойливый дым, открывала окно, отдёргивала пошире занавески, а Баки утаскивал Стива в свою комнату, и они сидели там, пока их не знали к ужину. Мистер Барнс усмехался добродушно и чуть виновато, разглаживал тонкие ухоженные усы, и спрашивал - как дела в колледже, Стивен? Или говорил что-то про чёртовых республиканцев, или ругал свою любимую бейсбольную команду - Стив со стыдом понимает, что не помнит её названия, - или сетовал полушутливо на бесконечных девушек и бесконечных приятелей Баки, или…
“...с прискорбием вынужден сообщить вам…”
Стив перечёркивает, один раз, второй, злится на глупо и жестоко звучащую фразу, на себя - за то, что не может подобрать правильной - пробует ещё раз -
“...мне больно об этом писать, но…”
...или, когда Баки сидел за ужином нарочито весёлый, искрящийся странным, нервным напряжением, потирал с независимым видом синяк на скуле, шипел, касаясь случайно нагревшейся ложкой полузажившей трещины на нижней губе, мистер Барнс говорил - присматривай за ним, Стивен. Слишком много жизни, а тормозить-то не научился ещё, - смеялся мистер Барнс, и Баки всегда вскидывался, тянул возмущённо и обиженно - пап, это за мной присматривать, но глаза у него блестели, когда он переглядывался со Стивом.
Стив, конечно, ответил - обещаю, мистер Барнс.
Стив должен написать, что война выпила из их золотого мальчика всю жизнь, которая была.
Как он сможет? Он не верит в свои слова.
“...я посчитал, что должен сообщить вам это лично. Ваш сын и мой друг…”
Стив выдыхает, ещё раз и ещё, не глядя, тянется за пачкой Баки, берёт вторую сигарету. Прикурить получается не с первого раза, он почти обжигает огоньком пальцы, но боли как нет. Стив не уверен, что это - тоже из-за сыворотки.
Просто больнее - где-то ещё.
Пепел осыпается на земляной пол, сигарета дотлевает до фильтра, Стив осознаёт это, только почувствовав неприятный, затхлый запах палёного, отбрасывает её в сторону, безучастно смотрит какое-то время, потом возвращается к письму.
“...сержант Джеймс Бьюкенен Барнс…”
Они звали его Джеймс, когда сердились или гордились им.
Джим - отец после пары стаканов бурбона.
Джимми - мать, ласково, спокойно, весело, когда звала домой, когда отправляла к соседям, когда просила развесить бельё или сбегать в магазин за солью, когда спрашивала про очередную девушку, ну правда, Джимми, когда я познакомлюсь хоть с одной, из всех твоих друзей я знаю только Стива.
Разве это не доказывает, что я умею выбирать друзей, нахально отвечал Баки.
Это доказывает, что тебе повезло, усмехалась миссис Барнс, как её сын, те же искры в глазах, тот же изгиб губ, та же морщинка между бровями.
“...мёртв”.
Карандаш ломается у Стива в пальцах напополам, толстый исписанный грифель оставляет на бумаге неровный след, почти прорывая её, Стив чертыхается - беззвучно, одними губами, задыхаясь, неожиданно даже для себя, внезапная паника ломает все мысли, он заставляет себя остаться на месте, опустить руки на стол, не сжимая пальцы в кулаки.
Так не пишут, пишут - погиб при исполнении задания, пишут…
Твёрдая ладонь опускается ему на плечо, треплет грубо, но с теплотой, Стив не вздрагивает, узнавая полковника Филлипса.
- Не стоит, сынок, - произносит он. В его голосе сожаления напополам с предупреждением, а Стив всё бы отдал за привычное ворчливое недовольство. - Писать такие письма - дело стариков. Не твоё. Ты не знаешь, что сказать, потому что и не должен знать.
- Я должен, - упрямо произносит Стив, но всё же поднимает голову и глядит Филлипсу в глаза. Усталось в них застарелая, тёмная, пыльная, и спорить совсем не хочется.
Сколько “погиб при исполнении” он отправил? Сколько ещё придётся?
- Ты должен прийти к ним после войны и рассказать, как твой друг прикрывал тебе спину. Как ты не выжил бы без него.
- Но я выжил, - отстранённо замечает Стив, - а он нет. Я должен.
- Как ты был упрямцем, Роджерс, так и остался, - фыркает Филлипс, и его голос звучит почти бодро. - Не напишешь до утра - всё сделаю сам.
“Мистер и миссис Барнс, я пишу эти строки, потому что я жив благодаря вашему сыну. Он спасал меня много раз, этот был последним.
Я сделаю всё, чтобы доказать - Баки спасал меня не напрасно.
Ничто не будет равноценной платой за его жизнь, но я постараюсь быть достойной её.
Капитан Стивен Роджерс”
Утром полковник Филлипс читает письмо и аккуратно рвёт его, качая головой.
Официальные сухие строчки с выражениями соболезнования и скорби летят через океан; с ними - письма сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса семье, фотография из тренировочного лагеря Маккой и карандашный набросок на простом бумажном листе с дочерна зачёркнутыми строчками сверху.
Баки Барнс стоит, прислонившись спиной к мощному стволу голого зимнего дерева, выдыхает дым, запрокинув голову вверх, прячет от ветра сигарету в ладонях; и улыбку - в уголках губ.
@темы: winter captain