БЛЯТЬ, ДАЙТЕ УЖЕ СИГАРЕТУ.
предыдущая часть - здесь.
1400 слов мозгоебли, здравствуйте. возможно, вы не замечали, но к этому действительно все шло.
Крис не замечает даже, что именно читает, текст на экране планшета потихоньку расплывается в полусмазанное пятно, и должное уважение к литературе - то, чему Криса Эванса так и не смогли научить; он не помнит, что за автор сейчас лезет ему в голову, то ли Фицджеральд, то ли Ремарк, то ли еще кто-то, очередная попытка Себастиана заставить его перестать смотреть самые популярные видео месяца в свободное время. Эванс, говорил он, скачивая одному ему известное приложение, целая библиотека текстов, которые Крису не хочется запоминать, слишком близко он воспринимает каждое слово, всегда, и шедевральное, и хреновое, - Эванс, ты до старости можешь ржать над падающими с качелей детьми и метать птиц в свиней, но не говори мне, просто не говори, что это все, что тебя интересует. Крису проще признаться в том, что тупые видео заставляют его хохотать до колик, чем честно сказать, что он неразборчив, и любая прочитанная книга выбивает из него дух.
Любой абзац, кто бы ни написал его, о чем бы ни говорил, находит в нем отклик; это та чувствительность, та восприимчивость, которую ни один человек не способен себе желать, она приносит проблемы, это бесконечные мысли, мысли, мысли, никуда не деться от них, люди, вроде, читают, чтобы прибавить себе ума?
Скорее уж сойти с него.
И все они пишут, Фицджеральд, Ремарк, Моэм, все еще неважно, чье имя стоит на бегло пролистанной обложке, пишут об отношениях, это не любовные романы, не сопливая лирика, и однако же - об отношениях каждая буква; все они пишут - гармония в том, когда хорошо и с человеком, и без него; все они пишут - как неправильны речи о “вторых половинках”, если ты ощущаешь себя половинкой, что вообще ты можешь дать другому? Нихуя не можешь, отвечает Крис, блокируя экран. Нихуя не получится, и не получается, все, что написали когда-то эти люди, мертвые, но не забытые, Крис знает и без них, любой взрослый человек знает, и сложить буквы в слова, слова в предложения, смотреть на них со стороны - легко, очень, слишком, а на деле никто не следует своим же откопанным откуда-то мудростям, своим же советам.
Крис хотя бы пытается.
Но он ловит себя на этом все чаще, на том, что происходит именно это - то, чего он боялся, то, о чем твердил десять лет назад, восемь, пять, два, постоянно; ловит себя на ощущении собственной несвободы, раньше Себастиан умудрялся как-то дарить ее, теперь - отбирает только, как отбирает ее у Криса все остальное, что есть в его жизни. Раньше это было не спасением, но отдушиной, возможностью успокоиться, кратковременным затишьем, часом вседозволенности; теперь - это зависимость, которой Крис не хотел.
Которую Крис получил.
Это раздельные съемки, недели друг без друга, тренировки, репетиции, разные города, им обоим есть, чем заняться, у них обоих достаточно причин, чтобы друг о друге совсем не думать, разве что когда приспичит. Но это и выловленные по инстаграму фото, Себастиан на площадке, Себастиан с друзьями, Себастиан обнимает какую-то дрянь, - подругу, поправляет себя Крис, мать его, это же просто подруга, - Себастиан разговаривает по телефону на улице с кем-то другим, не с ним, у Себастиана своя жизнь, у Криса тоже она есть, и это ни на что не влияет, он чувствует себя беспомощным.
Загнанным в угол, вынужденным смотреть на то, как человеку без него прекрасно живется - человеку, которого хочется привязать к своей кровати и не отвязывать.
Привязать к себе и не отпускать.
Который бесконечно глушит и сам же возрождает страх, дикий, неестественный, то ли боязнь потерять, то ли потеряться.
То ли - жить.
Даже Крис к части своих заебов относится легкомысленно, но сейчас, вот об этом, он точно может сказать - это нездорово; больная херня, от которой просто необходимо уже избавляться, если он не хочет стать тем, кем никогда не собирался, тупым собственником, безнадежным ревнивцем, кладезем претензий. Никакой речи о любви, о теплоте даже, она слишком мимолетна, успевай только поймать, запомнить хотя бы, - все это берет начало из Себастиана, который - как вскрытый нарыв, как наркотик, как еще какая-то настолько же банальная вещь, как что-то бесспорно необходимое, слишком нужное, так нельзя относиться к другому человеку, в нем хочется раствориться, его хочется оставить возле себя, Крис не знает, кто и как запустил этот процесс.
Он знает, что это нужно остановить.
Если не выходит отстраниться - Крис просто не умеет так, - приходится обрывать.
Себастиан выходит из душа, одевается на ходу, неторопливо поправляет джемпер, останавливается у зеркала, Крис позади рассматривает его в отражении, не пытаясь поймать взгляд; это пугает, так не должно быть, думает он.
Снова думает.
О том, что, пока раздумывал, что со всем этим делать, и пока не раздумывал вовсе, и пока забивал, и пока злился, - ситуация не просто вышла из-под контроля; она запустилась, ее запустили, так бывает, когда пускаешь что-то на самотек, - забудь поставить что-то скоропортящееся в холодильник, оно покроется плесенью через неделю, - они так и сделали, не трогали ничего, забей, говорил Себастиан, забей, говорил Крис, а теперь - что?
- По-моему, пора прекращать, - Крис на ощупь подтягивает к себе пачку с тумбочки, пепельницу ближе, закуривает - сигареты чужие, слишком тяжелые.
- Прекращать что?
- Все это, - он выдыхает, дым расползается в воздухе, Крису чудятся в этом какие-то фигуры, возможно, они ничего не значат.
Возможно, бледно-серые витки складываются в слова - ты гребаный мудак, или что-то вроде; Крис бы не удивился.
- Это был такой отличный день, - стонет Себастиан почти искренне, разворачивается наконец, скрестив руки на груди, он по-настоящему раздражен. Надо прекращать, надо, надо, нельзя так зависеть от чужого настроения, от чужого взгляда, взрывать себе мозг каждый раз, нельзя.
Крис обманывает себя, все гораздо проще, но ему не дано этого понять пока; все, что он понимает - это взгляд Себастиана, злой, насмешливый, прожигающий дыры в его голове. Все, что он понимает - его прожигают насквозь, и это не то, чего он хочет, больше нет, сколько там прошло - два года?
Нахуй. Достаточно. Наигрались.
- Что-то хочешь сказать еще? - продолжает Себастиан, смотрит выжидательно, пока еще - смотрит, не двигается, Крис дохрена всего хочет сказать, только:
- Да заебали уже друг друга. Ты меня, я тебя, я себя, я затрахался со всем этим, - он признается честнее, чем ожидал, единственное приемлемое объяснение, единственное формулируемое вообще.
- Найди себе бабу, сто раз говорил, - Себастиан откликается моментально, отворачивается снова, берется за расческу, лицо будто схлопывается, ничего невозможно прочитать по нему, даже давно привыкшему Крису, это пугает и это радует; так и надо. - Такую, чтобы любила тебя. Людям это вроде помогает, слышал? Женщины обожают это, ох, что же это такое происходит между нами, давай поговорим об этом, - он расчесывается методично, движения медленные, размеренные, но Себастиана несет откровенно, это прорывается, он не кричит - не кричит никогда, не повышает голос слишком сильно, ровно на нужный градус, раздраженное шипение, каждое слово как плевок в лицо, - давай поговорим еще, пойду напишу на фейсбуке, что у меня все пиздец как сложно, а потом сходим на семейную, блядь, консультацию. Найди уже наконец.
Это похоже на отповедь, как будто копил в себе и высказал наконец; Крис морщится:
- Хочешь сказать, я неправ?
- Хочу сказать, - Себастиан, не поворачиваясь, оглядывается в поисках чего-то, хватает с вешалки куртку, сгребает телефон и пачку с тумбочки в карман, не подходя, не касаясь, слишком стремительно даже для него, тем более - для него. - Хочу сказать: пошел нахуй.
Слишком просто, слишком - чертовски - легко, Крис подвисает на несколько несчастных секунд, то ли от того, насколько это неожиданно, то ли от того, насколько ожидаемо, в тоне Себастиана ему чудится облегчение, но во взгляде - его нет. Во взгляде ничего, кроме напряжения, на лице ничего вообще, Себастиан весь как натянутая струна, тронь - порвется, Крису все еще хочется тронуть, любому хочется, если обладаешь чем-то или пытаешься обладать.
Добиваешься чего-то, ломаешь все вокруг, обыденная человеческая природа, один из инстинктов, хотел созидать? Нет, приятель, вот тебе дубина; а еще, знаешь, костры разводить очень просто.
Крис чувствует себя идиотом, проигравшим, потерянным, и это правильно, он такой и есть, это просто нужно перешагнуть, если он хочет двигаться дальше, вернуться заново к тому, от чего сделал миллион мелких шагов назад, если хочет вернуть контроль. Найти, в самом деле, человека, с которым не будет этого всего, эмоций, к которым Крис не готов, никогда, может, не будет готов, все разные, кого-то устраивает ураган внутри - Себастиана устраивает, он не отрицал никогда.
Кого-то - нет.
- Я смотрю, тебе прямо полегчало, - равнодушный - сука, бесстрастный - голос Себастиана доносится уже с порога; Крис отмирает, рывком поднимаясь с кресла, подбирая упавший планшет. - Увидимся скоро.
Да, скоро, вспоминает Крис, чья-то новая премьера.
Хлопок двери, от души, со всей дури, разрывает то ли барабанные перепонки, то ли грудную клетку; Крис знает, что сделал все правильно.
Никогда не знает наверняка.
1100 слов, все еще ничего не хорошо
Себастиан обхватывает ладонями картонный стакан; горячий, почти обжигающий еще, кофе внутри свежий, Себастиан греет руки совершенно без нужды - за окном светит солнце, и середина осени в Нью-Йорке, похоже, решила на пару дней превратиться в лето. Компания школьниц за его спиной переговаривается уже полчаса, слушать невозможно, но уйти некуда, уши нечем заткнуть, единственный свободный столик, Чейс опаздывает, - это то, что Себастиан не любит в людях, эту необязательность, - не любит как человек, всю сознательную жизнь старавшийся успевать, даже стоя в безнадежной пробке, даже проспав около получаса, даже сменив четыре часовых пояса, даже обдолбанный, да какой угодно, это так трудно разве - приезжать вовремя?
И он не слушает - но слышит.
- ...ты же видела трейлер, такой красивый! А в Сан-Диего я брала у него автограф, он меня обнял, оооо боже, у меня есть фото, подожди, вот…
Конечно. Это как попросить кого-то не думать о зеленой обезьяне и знать, что человек до конца дня не отделается от мыслей; слишком много Криса Эванса вокруг.
Школьницы обсуждают Криса Эванса.
Эванс во весь рост на плакатах, Эванс смотрит свысока с билбордов, усталый голос Эванса звучит из колонок радио, по телевизору в кафе крутят интервью с Эвансом в беззвучном режиме, в этом нет ничего такого, это Америка, звездам уделяют куда больше времени и места, чем те подчас заслуживают; Себастиан старается не обращать внимания, и именно поэтому - обращает.
Он делает глоток и не понимает, когда кофе успел остыть.
- ...а Мэри говорит, что ее друзья тусовались с ним в одной компании, в одном баре.
- Ого, недавно?
- Нет, еще в одиннадцатом, когда снимали первый фильм, там еще с ними был Себастиан Стэн, так вот Мэри говорит, что…
Блядь.
Себастиан сминает крышку от стакана в пальцах, начиная уже раздумывать над вариантом вежливо развернуться к болтливым девчонкам и, объяснив про свой севший телефон, попросить позвонить, раз уж они так интересуются чужой личной жизнью; на его - или на их - счастье, возле парковки за окном появляется наконец машина Чейса. Себастиан встает, надвигая на глаза кепку, выходит, стараясь остаться незамеченным, - все равно слышит, как резко замолкли те сплетницы, - все равно чувствует взгляды, направленные в спину.
Будут ли они потом говорить об этом? Писать в своих чертовых блогах, закидывать сообщениями инстаграм?
Иногда Себастиан думает, что стоило бы родиться на пару веков раньше, театр уже есть, информационного поля таких объемов - еще нет; отыграл спектакль, получил официальные отзывы, поболтал с кем-нибудь у кулис, а потом выходишь на улицу - и действительно, по-настоящему можешь остаться в одиночестве. Пускай даже на секунду - на ту самую чертову секунду, в которую абсолютно никого не будет интересовать твоя жизнь.
Чейс ждет его уже у машины, спиной прислонившись к дверце; оценивает выражение лица Себастиана мгновенно, как обычно - протягивает зажигалку еще до того, как он вытаскивает сигареты; Себастиан прикуривает, прикрывая ладонями от ветра огонек, медлит, прежде чем поднять голову.
- Как настроение?
- Лучше всех. Затрахался там сидеть.
Он раздражен; он раздражен перманентно уже пару недель - две? три? сколько их прошло уже, - от этого не избавиться, у Себастиана плохо с самоконтролем вне съемочной площадки, у него нет специальных методик, расслабляющих дерьмовых цитат, фильмов или тренера по йоге. Если он зол, то он зол, если ему хреново - то ему хреново, такое не убирается парой бутылок пива или позой лотоса; и хуже всего - знать причину. Не списывать все на магнитные бури, сбои организма, общую усталость или невкусный завтрак, - знать абсолютно точно, без сомнений, наверняка.
Понимать наконец в полной мере, что имел в виду Эванс; понимать, чем тот руководствовался - вот же оно, лезет наружу, они не разговаривают пару недель, не пересекаются никак, не слышат, а у Себастиана всего-то слегка едет крыша, и менеджер уже успела раз десять осторожно заметить, что в его графике, может быть, необходим перерыв, - после того, как он наорал на нее третий раз в жизни.
- Лучше всех, оно и видно, - скептически говорит Чейс; естественно, думает Себастиан, вставая с ним плечом к плечу, естественно, он бы и сам себе не поверил.
Это глупо.
Все это так охерительно глупо.
На глухой стене одного из небоскребов - огромный дисплей; реклама какого-то парфюма сменяется промоушеном “Эры Альтрона”.
Возможно, ему просто не стоит смотреть по сторонам.
Премьера какой-то драмы с Джеймсом Марсденом собирает вокруг себя толпу звезд среднего пошиба, Себастиан не знает никого из каста, вообще мало кого знает здесь, но пригласительный пришел еще месяц назад - и он идет, конечно, сейчас нельзя отказываться, вообще ни от чего нельзя, рано; когда-нибудь он сможет позволить себе пропустить поход куда-то только ради пары-тройки поз для папарацци.
Пока еще - нет.
Разноголосое “Себастиан!” смешивается в один сплошной выкрик, вспышки слепят глаза, Себастиан привычно не достает руки из карманов, улыбается, на это требуются лишние секунды, - спокойно, напоминает он себе каждый чертов раз, они делают вид, что любят тебя, просто делай то же самое, - улыбается наконец по-настоящему, откидывая голову, прищуриваясь; к его имени добавляется другое.
“Крис!”
К черту; Себастиан надеялся, что Эванс не появится, он вообще реже выбирается на мероприятия, однажды они, огрызаясь друг на друга, перекидывались цитатами коллег, растащенными по интернету, и Эванс вспомнил про Чарли Ханнэма. Этот парень заявил кому-то из журналистов, что не тусуется со звездами, потому что класть на весь этот Голливуд хотел, у него есть жена и отличный домик, он не обязан появляться всюду, где его ждут. Отличная философия, заметил тогда Крис как бы между прочим, - отличная, просто мой идеал.
Он действительно к нему стремился.
И все равно - появляется здесь, подходит, встает рядом, конечно, странно было бы им разминуться, особенно теперь, когда контракты и совместные съемки не думают заканчиваться; руку кладет на плечо, сжимает слегка, все как обычно, - Себастиан сжимает зубы, перестает улыбаться, со сжатыми губами он выходит на фото не хуже, - со стороны не видно, но расстояние между ними выдержано с филигранной точностью, и Себастиан может благодарить за это только себя.
Крису плохо удается отстраняться.
Все это длится не больше пары минут; Себастиан вслепую машет рукой в сторону фотоаппаратов и уходит первым, чуть быстрее, чем следовало бы, но все-таки не сбегает, просто идет.
Его место в зале - прямо позади Эванса.
Не смешно.
Фильм - ни о чем, абсолютно, слов даже не подобрать, драма на поверку оказывается мелодрамой, совершенно классической, из тех, на которые Себастиан по собственной воле никогда не пошел бы; зал он покидает, кажется, едва ли не первым. Смеркается, и пройтись бы сейчас, но не здесь - слишком людно; Себастиан заворачивает за угол, к служебному выходу, достает сигареты - просто смешно, как он вообще умудрялся когда-то бросать?
В голове его столько же стоящих мыслей, сколько в только что просмотренной картине, совсем ни одной, Себастиану кажется, что эту звенящую внутреннюю тишину можно услышать или потрогать, настолько она реальна, - до тех пор, пока не нарушается внешняя. Зажав сигарету в зубах, он лезет в карман за телефоном, короткая трель входящего сообщения приелась настолько, что давно пора бы уже сменить.
“Ты уже уехал?”
Крису плохо удается отстраняться, снова повторяет себе Себастиан, и уж точно он нихрена не умеет отпускать.
Не умеет, когда не хочет.
1400 слов.
Крис идет к психотерапевту, сеансы нерегулярные сейчас, и иногда ему кажется, что все это ебаный бред, - почему, вот почему он не может справляться со своим хламом в голове сам? Это нормально - обращаться к кому-то еще, к компетентному, внимательному человеку, психотерапевт Криса - на редкость умный мужик, не лезет в душу больше нужного, всегда знает грань, всегда знает нужный вопрос, но какого черта, может, пора бы перестать?
Это то, с чем он не может справиться.
В этот раз мало времени, у Криса всего час вместо обычных двух, он ничего не успевает, и все-таки не торопится - говорит мало, потому что не знает, о чем именно говорить.
- Что психология говорит о беспомощности, док? - Крис вертит в пальцах ручку, подхваченную со стола, не удерживает, роняет обратно; глухой стук.
- Границы беспомощности определяем только мы сами. Чем больше вы контролируете самостоятельно, тем меньше беспомощны. Если решаете, что можете что-то - то вы можете, если нет - то нет. Но есть и обратная сторона, и о ней вы тоже знаете, Крис.
- О том, что я не могу контролировать все?
- Именно. Беспомощность - само по себе слово с негативным окрасом. Когда вам что-то неподконтрольно, вы считаете это минусом. Это не так. Далеко не всегда. На любую ситуацию можно посмотреть под другим углом.
- Далеко не всегда? - Крис трет ладонью лоб, он может приходить в этот кабинет за пониманием, но улучшения настроения вряд ли дождется. - Если мне повесят на шею камень, заткнут рот и выкинут в океан, это не станет минусом, как по-вашему?
- Этот пример соответствует тому, что происходит сейчас в вашей жизни?
Чертов ублюдок.
Крису хочется ответить “да” - первым же порывом; но привычка думать иногда и правда оказывается небезосновательной. Над этим вопросом подумать определенно стоит, поговорить об этом - тоже, возможно, только до конца сеанса остается пять минут.
- Не совсем, - он барабанит пальцами по столу. - Не совсем. Все то же самое, только человек, который повесил мне камень на шею, забывает об этом через пять минут.
- Он забывает насовсем?
- Нет, - здесь Крис уверен; он снова не спешит отвечать, медлит, моргает почти озадаченно. - Возвращается, всегда возвращается, черт знает в какой момент, но до того, как станет поздно, - Крис снова берет ручку, перед ним чистый лист, новый, только что из пачки, и он ведет линию по нему, прямую, наискосок. Дорисовывает стрелку. - И мне, - пожимает плечами, мысль приходит в голову сама по себе, и история выходит идиотской.
- И вам?
Крис вздыхает.
- И мне это нравится. Все это. То, как он снимает камень, то, как надевает обратно, из раза в раз, - стрелка становится объемной, Крис заштриховывает ее, не глядя на бумагу, резко, оставляя кое-где пробелы; он коротко смеется: - Я как писатель-неудачник, знаете, из этих, гениальных в своей непонятости - рассказал что-то и сам не понял ни черта?
- Я думаю, Крис, вы понимаете гораздо больше, чем показываете. Куда ведет эта стрелка?
Крис бы нарисовал знак бесконечности, но закончился лист.
- Я не знаю.
- Незнание - та же беспомощность. Что вы чувствуете по этому поводу?
- Гнев, - Крис снова отвечает, не раздумывая, запинается. - Злость. Обиду на себя. Раздражение, я… Я думал об этом, много. Думал, что перестаю понимать, что делаю, и от этого страшно.
- Но вы ограничили себя в чем-то, убрали какой-то элемент из своей жизни, страх ушел?
Может быть, его и не было, думает Крис. Может быть, он просто дебил.
- Все, что я знаю: я ограничил себя, и лучше не становится. Когда привыкаешь, отказываться сложно.
- Особенно тогда, когда нет необходимости этого делать.
Вы же стремитесь к толике хаоса, Крис, говорил он еще четыре года назад; стремитесь, она нужна вам, как и любому другому. Слишком боитесь ее впустить. Но однажды сделаете это, и все, что потребуется - найти баланс. Нужную точку. Упорядоченность не довести до абсолюта, когда-нибудь вы просто осознаете, что этого вы и не хотите.
Он говорил о роли Капитана тогда.
На самом деле, конечно, нет.
“Служебка”, - приходит ответ через десять минут; Крис избавляется от старого знакомого, который из массовки вдруг вылез в актеры второго плана, с огромным трудом.
- Думал, ты не ответишь.
- Ты бы не писал тогда, - справедливо; Себастиан курит - третью уже, наверное, он всегда курит несколько за раз. Рукава кожаной куртки расстегнуты, на пальцах ни одного кольца, цепочка на шее выглядывает из-под воротника рубашки, застегнутого до странности прилично, на таких мероприятиях Себастиан обычно выглядит более - собой, более расслабленным, смотрите, мол, я тут у вас в джинсах и без галстука, не спал трое суток, как вам такой красавчик?
Крис молчит.
Эта ситуация еще тупее, чем он мог бы предположить или увидеть в самом страшном сне, но, конечно, это происходит; он молчит, молчит и Себастиан, огонек сигареты вспыхивает при каждой затяжке, разгорается ярким пятном в наступившей темноте.
- Я, - начинает Крис и останавливается. - Как жизнь?
Себастиан смотрит на него, смазанно, искоса, этот взгляд выражает в точности то, что Крис думает о себе сам.
Господи. Господи. Пиздец, какой же ты тупой.
- Охерительно, - он, тем не менее, отвечает; притаптывает брошенный под ноги окурок, придавливает подошвой, так методично, словно это действие кажется Себастиану важным. - Это то, что я думаю?
- Что?
- Ну, - Себастиан ухмыляется, криво, левая половина рта так и остается неподвижной; пожимает плечами. - Тот момент, когда ты говоришь, что нам не обязательно трахаться, чтобы продолжать дружить. Потому что, если это он - да.
Себастиан смотрит, и взгляд его уже не выражает ничего, слишком редкий момент, если так подумать.
Крис думает.
- Да? - уточняет он, подняв брови, руки поглубже опуская в карманы, мать его, что вообще они делают.
- Да. Да, я согласен. Наша дружба вечна, как все мои контракты с Марвелом. Если это все, то вон там приехало мое такси.
Он не говорит, куда собирается, просто разворачивается и уходит; Крис идет следом, садится на заднее сиденье рядом, спокойно, словно они договаривались об этом, словно он понимает, что творит.
- Затрахался со всем этим, - сообщает Себастиан, не просто сообщает - цитирует, скотина, сладко, нараспев, как очередную роль, явно издевается, он всегда издевается, когда не собирается говорить о себе.
Крис захлопывает за собой дверцу.
- Ты сам сказал, что согласен.
Себастиан называет адрес какого-то клуба вместо ответа.
- Дай мне нажраться, - требует Себастиан в первые же пять минут; Чейс позвал его “посидеть в тишине”, в понимании Кроуфорда комфортная тишина - это битком набитый клуб, огромная компания приятелей, среди которых знакомые обнаруживаются вдруг и у Эванса, алкоголь бутылками, долбящая в уши музыка, разноцветные огни прожекторов, бесконечные голоса.
Себастиан тоже жаждал этого когда-то, тянулся к ночным развлечениям, как к единственному маяку, дающему возможность не потеряться; он понял, что именно так все и потеряет, слишком рано, чтобы успело затянуть, не всем так повезло.
Впрочем, он не отказывается совсем.
Себастиан знакомит Криса с кем-то еще, зажав в руке пузатый бокал, знакомит сухо, походя, злится; пять минут назад это казалось охуенно нормальной идеей - в конце концов, Эванс - это не только его чертово тело, не только большой член, не только бесконечный жар, не только немыслимая тяга; это человек, от которого Себастиан не собирается отказываться, он - нет.
Эванс, судя по всему, тоже решил, что поторопился со своими ебанутыми размышлениями.
Себастиан снова пускает все на самотек.
Он не видит других вариантов.
Спустя час он вообще ничего не видит толком, Чейс - исполнительная сволочь, услышал “нажраться” и подливал коньяк так часто, что Себастиан не успевал уследить, и теперь мир похож на радостное радужное пятно, из которого можно выхватить отдельные элементы, но - зачем?
Все просто прекрасно.
Замечательно, потрясающе; Марго утягивает Криса танцевать, Себастиан думает, что ничем хорошим это не закончится, но не останавливает, только хмуро смотрит вслед, Марго подмигивает ему.
Себастиан ничего не говорил ей, ни разу, но она женщина, он прекрасно понимает, женщины видят такие вещи, да все, блядь, видят, на них с Эвансом достаточно одного взгляда, чтобы что-то понять, об этом знают даже ассистенты на интервью, вечно рассаживающие их друг от друга подальше.
Все - всегда - что-то знают.
Себастиан только начинает к этому привыкать.
Спустя еще полчаса он соображает с трудом, идея была идиотской, сидеть и методично нажираться, отшивая всех, кто подходит ближе, чем на метр; это не поможет, чему бы там ни было - Себастиан не знает, - это никогда не помогает.
Он идет в туалет, хватаясь за что-то по пути, может, это стена, может, люди, похуй; внутри пусто, только самая дальняя кабинка заперта, там кто-то трахается, судя по звукам, это тоже неважно; Себастиан на ходу выкручивает рукоять крана, подставляет голову под холодную воду, волосы снова короткие, даже не липнут к лицу, вода обливает руки, плечи, брызгает на пол, Себастиан пытается выровнять сбитое дыхание; слышит шаги за спиной.
Это пиздец, потому что он знает - чьи.
Даже не оборачиваясь.
1200 слов, и мы движемся к концу
Маргарита танцует, как богиня, по непонятному совпадению спустившаяся на грешную землю в пропитанный запахами, звуками, касаниями ночной клуб; она, склонившись к уху Криса, расспрашивает его, болтает что-то о своих любимых ресторанах в Лос-Анджелесе, звонко и забавно матерится, когда кто-то походя наступает ей на ногу; умолкает, и Крис смотрит на Себастиана за ее плечом.
- Как вы познакомились? - спрашивает он, чтобы что-то спросить, когда они отходят к бару, Марго улыбается, понимая, о ком идет речь:
- На съемках “Королей”, я снималась в эпизоде, - она оглядывается на Себастиана тоже, ее улыбка разом становится мягче, нежнее, Крис ловит себя на мысли, что это не напрягает его, больше - нет, он видел достаточно, он думает, если бы у Себастиана была сестра, это была бы Марго. - Он тогда сел рядом, такой прибалдевший, понимаешь, как будто перед ним космический корабль упал. Я знала, кто он, но еще не общалась, и он выглядел… словно что-то произошло, улыбка нервная, я спросила, что случилось, а он сказал, - Марго вытягивает руку, щелкает пальцами, привлекая внимание бармена, - сказал: “МакШейн только что оценивал меня. Давал мне советы. Если на меня сейчас упадет декорация, я умру счастливым”.
Марго смеется, Крис усмехается ей в ответ, он представляет, о чем она говорит, помнит невежливо распахнутый рот Стэна при первом появлении Рэдфорда на площадке.
Себастиана больше нет в зале; Крис отталкивается ладонью от стойки, бросает:
- Сейчас вернусь.
- Ну конечно, - кивает Марго, обхватывая губами трубочку коктейля; еще несколько месяцев назад Крис обратил бы на нее внимание, по-настоящему присмотрелся, почему бы и нет, но не теперь.
Теперь Крис цепляется за остатки здравого смысла, - это ведь они, верно? - в своей голове, убеждая себя, что поступил правильно несколько недель назад, правильно для себя.
Получается хреново.
Вода хлещет о раковину, мысль о том, что Себастиану плохо, первая посещает Криса, на автомате, просто от открывшегося зрелища, тот стоит, склонив голову, сжимая пальцы на керамических бортиках, не шевелится, глаза прикрыты, точно заснул прямо так, согнувшись, промокнув; Крис уверен, что Себастиан мог бы спать и так, если бы ему пришлось, но он спрашивает:
- Эй. Ты как? - и Себастиан оборачивается.
Выпрямляется, поворачивая кран под аккомпанемент чьих-то вздохов из дальней кабинки, темные пятна на рубашке, вода везде - на обнаженных предплечьях, запястьях, ладонях, на шее, на лице, Себастиан встряхивается вдруг, по-животному, словно пес, капли летят во все стороны, попадают на Криса, и Крис прикипает взглядом к Себастиану, тот умудряется выглядеть не как надравшийся коньяка идиот, - как парень из какой-нибудь рекламы, где тебя поливают из ведра, чтобы смотрелся круче, и да, он смотрится охуенно, Крис разглядывает его, будто впервые.
Себастиан поднимает руку, взъерошивает волосы, взгляд пьяный, такой знакомый, это не алкоголь, не только он - это голод, Крис знает; Себастиан подносит ладонь ко рту, пожимает плечами, так и не отвечая на вопрос, задумчиво облизывает мокрый палец, как будто не замечает вообще, что делает, и Крис думает, ладно, нет, вот же дерьмо, он не умеет отказываться, разве что выйти из гребаного туалета прямо сейчас - но.
Эта мысль больше не сквозит обреченностью.
Может быть, потому, что желание застилает Крису мозги.
- Эй, Эванс, прием, - Себастиан усмехается насмешливо, хлопает глазами, ресницы немного слиплись, он отчего-то доволен, ну конечно, знает, как Крис смотрит на него; раньше Крис подумал бы, что проиграл, только это больше не битва.
Может, никогда ей и не была, и разве они оба не выигрывают в конечном счете?
- Эванс, - снова начинает Себастиан, шагает в сторону, приваливается к стене, сползает немного вниз, тверже упираясь подошвами в истоптанную плитку. - Скрип твоих мозгов слышен на Эмпайр-стейт.
Крис чувствует себя так, словно на него снизошло озарение; бог спустился с небес и вежливо отсыпал ему немного откровения. Немного мудрости, может быть.
- А, да, - Себастиан явно не протрезвел еще, иначе заткнулся бы; он оттягивает и без того расслабленный ворот рубашки, словно тот давит, пытается вытереть мокрый рот мокрой рукой, размашистое движение сверху вниз, пальцы оттягивают нижнюю губу, - о чем это я. Какие мозги. О чем я, да?
Он прищуривается.
Крис делает шаг вперед, губами прижимаясь к губам на выдохе, Себастиан откликается тут же, сползает еще чуть ниже, хватает Криса за шею, ему не нужно приглашений, объяснений тоже не нужно; Крис обхватывает его за плечи, шагает назад, еще, не налететь бы на что-нибудь, - пока не упирается в дверь кабинки, распахивает ее на ощупь, затаскивает Себастиана внутрь, тот прикрывает дверь собственной спиной, Крису не нужно даже подталкивать, Себастиан бьется лопатками сам, шипит, в этом шипении - все, чего Крису недоставало, и он не может перестать целовать его.
- Сука, - выдыхает Крис, в этом тоже нет обреченности, это как позывной - скучал по мне? Я - да.
Он опускает голову, губы смазанно проезжаются по подбородку, кадыку, добираются до шеи, Крис кусает, втягивая кожу, ни о чем не заботясь, сжимает зубы:
- Что творишь, мудила, - ржет Себастиан; снаружи кто-то снова включает воду, в другой кабинке трахаются все громче, Себастиан дергает полы его рубашки в стороны, срывая пуговицы, пальцы впиваются в спину, бока, лезут за пояс брюк, - еще давай.
Еще.
Еще, еще, Крису не нужно напоминать об этом, он кусает снова, это не синяки, скажет Себастиан на следующий день, а ебаная контурная карта, - на ощупь расстегивает рубашку, склоняется ниже, к груди, зубами прихватывая сосок, облизывая, Себастиан откидывает голову, дергает молнию на его брюках, пуговицу снова едва не срывает, ладонью накрывает член, как охуенно, - отличный, думает Крис, возвращая долг, опуская руку, расстегивая ремень Себастиана, отличный способ общения, как будто им когда-то нужен был другой; свободной рукой Себастиан дергает его за волосы, тянет обратно к себе, наверх, лижет скулу, целует, горячий, жадный, мокрый, живой, выгибается, прижимаясь ближе, или это выгибается Крис, он не замечает, что делает, начиная двигать рукой, рвано выдыхая в чужой рот, посторонних звуков он больше не слышит.
Тремя минутами позже Себастиан вжимается лбом ему в плечо, - Крис упирается ладонью в дверь за его спиной, - пытается вытереть липкую руку о темную рубашку Криса, тот перехватывает запястье, сжимает:
- Нам выходить отсюда еще.
- Да похуй, - весело откликается Себастиан, расслабленно, не пьяно уже, весело, действительно, пальцы Криса запутываются в его подсохших волосах. - Вот что бывает, когда ты не ебешь никому мозг.
- Дрочка в туалете? - фыркает Крис, надпись черным маркером на двери перед его глазами не различается, сливается в сплошное пятно. - Тоже мне, бонус.
- Нормальный, - “это же я”, звучит непроизнесенное, Крис согласен; Себастиан поднимает голову, затылком к тыльной стороне ладони Криса, застегивает брюки, свои, потом его, бросает в ведро испорченную салфетку. - Так что там с твоим статусом? “Все сложно”? “В активном поиске”?
Как будто когда-нибудь бывает просто, хочет сказать Крис.
Себастиан улыбается, быстро, мягко, своей кошачьей улыбкой, секс всегда действует на него так, уголки губ тут же вздергиваются вверх, глаза прищуриваются, проступают две морщины поперек лба; взгляд его серьезнее, чем мог бы быть сейчас, он разглядывает Криса, комкая его рубашку в районе поясницы, и Крису чертовски не хочется уходить отсюда.
Надо ли?
- Ясно, - заключает Себастиан. - Знаешь, если еще раз… Блядь, не верю, что говорю это, но, - он широко ведет рукой в воздухе, словно обозначая все, что произошло, пытаясь обхватить необъятное; большим пальцем Крис поглаживает его висок. - Все это ничего не решает.
- Нечего решать, - говорит Крис быстрее, чем успевает подумать еще раз, Себастиан серьезно, задумчиво кивает:
- О. Теперь ты бредишь, - демонстративно трогает лоб Криса, кивает снова. - Лихорадка.
- Нечего решать, - повторяет Крис, и Себастиан медлит, прежде чем непроницаемое лицо снова вспыхивает, освещается ухмылкой, развязной, такой же живой, как он сам.
- Смотри не пожалей.
Ткань его рубашки местами жесткая теперь, сбивается на плечах.
Крис слышит чьи-то голоса, хлопает дверь соседней кабинки, девушка шепчет кому-то удивительно пошлую чушь, неуместную даже в туалете клуба; стоило бы хоть иногда верить телевизору, иногда лучше жевать, чем говорить.
Себастиан устало улыбается, прикрывая глаза.
1500 слов, две части вместо обещанных трех, но ВНЕЗАПНО КОНЕЦ.
Себастиан увлеченно наклоняет винную бутылку, ведет рукой, тонкая красная струя льется из горлышка на ключицы Криса, грудь, голый живот, вино стекает по его бокам прямо на выстиранную до хруста гостиничную простыню; Крис внимательно следит за его рукой, пытается смазать бледно-красную линию с груди пальцем, Себастиан бьет его по ладони:
- Амароне, - говорит он, сигарета свисает в углу рта, пепел может осыпаться Эвансу на ногу, Себастиан не очень следит за этим. - Как ты мог не пробовать его раньше.
- Ну, судя по всему, - Крис все-таки дотягивается, отбирает у него бутылку, рассматривает этикетку, их руки сталкиваются, пальцы у Криса теплые, сам он - горячий весь, разомлевший после секса, они не вылезали из номера с самого утра, сегодня выходной у обоих, - сейчас я могу только радоваться, что ты не особо любишь пиво, - он поднимает взгляд, поплывший, расслабленный, глаза почти черные; хмурится: - Следи за гребаной сигаретой.
Себастиан стряхивает пепел в блюдце на полу, вытянув руку; выпрямляется снова, фыркает:
- Мне раньше было плевать, пиво запивал водкой. Вином - биг мак.
- Дикарь из Европы, - ржет Крис, смыкает ноги, рывком дергает Себастиана на себя, тот удерживается, ухватившись за край кровати, нависает над Крисом:
- Гребаный янки, - ухмыляется, откидывается назад, садясь, спиной упираясь в колени Криса. - А потом мне рассказали, что к Амароне подают сыр. Или шоколад. Или чертову оленину.
- С каких пор ты гурман? - Крис делает глоток, облизывает губы, они совсем темные сейчас; Себастиан пожимает плечами.
- Это просто, Эванс, - забирает бутылку, наклоняет снова, кольцо на цепочке окрашивается красным. - Либо ты знаешь, как надо пить красное сухое, либо однажды тебя назовут дикарем из Европы, - Крис закатывает глаза, облизывается опять. - Amaro, - продолжает Себастиан, отставляя бутылку на пол, вминая в блюдце сигарету, - или amar, если по-румынски. Значит - “горький”.
- Оно не горькое ни черта.
У Амароне привкус фруктов, вишня на языке, легкая кислинка, концентрированный, плотный, выдержанный вкус, почти не чувствуется алкоголя, но это ощущение обманчиво; Эвансу идут итальянские вина, Себастиан разбирается в них.
Лучше, чем в некоторых других вещах.
- Это ирония, - сообщает Себастиан, склоняясь, языком собирает вино с живота Криса, и выше, - ты как бы говоришь себе - все не то, чем кажется, - прихватывает губами кольцо, подтягивается вверх, цепочка на шее Эванса натягивается, он тянет Себастиана за плечо, роняя его на себя, кольцо падает тоже, единственное, что вообще может сейчас упасть; Крис смотрит на него, внимательно, долго, ничего настораживающего Себастиан не может увидеть в его глазах, разве что любопытство. - Что?
Эванс целует его вместо ответа.
У поцелуя вкус тот же - плотный, выдержанный, Крис обволакивает Себастиана собой, он спокойный в последнее время, больше, чем когда-либо, не от усталости, что-то изменилось в нем самом, хотя по всем признакам должен нервничать, премьера “Альтрона” совсем скоро; и все-таки - ничего подобного, это спокойствие, это тягучесть - и это тяга, Себастиан любит эти поцелуи, но любит и много чего еще, отстраняется с трудом, и, пока Крис не успевает остановить, выливает на него остатки вина, капли снова стекают на простыни, похуй; выливает - и собирает тут же, проводит языком от цепочки, от ключиц, ниже, вылизывает со всех сторон, Эванса иногда дико, до дрожи хочется распробовать, узнать без всяких вопросов - какой ты?
Какой ты сейчас?
Удивительно, что это взаимно.
Удивительно, что это работает.
- Блядь, - выстанывает Эванс наконец, вытягивая ноги, когда губы Себастиана, язык добираются до паха, Эванс всегда сдерживается зачем-то, словно не плывет в первые же секунды, словно от того, в какую минуту вырвется первое ругательство, что-то изменится; нихрена не меняется, конечно, - блядь. Скотина, - Себастиан берет в рот, помогает себе рукой, не закрывает глаз, встречает взгляд Криса, ухмыляется, - блядь, какая же ты тварь. Какой же ты.
Это лучше всего - то, что никому из них не нужен словарь.
Это лучше всего - то, что им всегда мало.
Себастиан приподнимается, насаживаясь, все еще, каждый раз ему словно хочется проверить Эванса на прочность - можешь так? А так? А целую ночь, а целый день, а без перерыва? Крис жадный до секса, - Себастиан двигается сам, позволяя ему только подстроиться под темп, - жадный, как черт, рассказывал как-то со смехом о расставании своем с какой-то девчонкой, “она говорила, я слишком многого хочу”, - ускоряется, Крис сжимает его пальцы до боли при каждом толчке, - но Себастиан жадный еще больше, ему хочется всегда, это не работает, никогда не работало ни с кем больше, прошло больше двух лет, это все еще работает только с Крисом; магия, наваждение, думает иногда Себастиан.
Жизнь, думает он.
Запрокидывает голову со стоном, Эванс практически рычит, садясь рывком, зубами впиваясь в плечо, целует обнаженную шею, лижет, чуть не падая, прижимает Себастиана к себе, заставляет замереть, кончая; Себастиан с трудом просовывает между ними руку, Крис тут же накрывает своей, оргазм все похож на то вино - во рту кисло.
Оргазм похож на целую бутылку вина - Себастиан закрывает глаза только сейчас, на внутренней стороне век пляшут черные точки, и кажется, что комната начинает вращаться; вращается только она.
Все устаканивается, они оба знают об этом.
Об этом тоже не говорят.
Время снова ускоряет ход, собственные пляски между премьерами, мероприятиями, вопросами журналистов кажутся бесконечными, следующими одна за другой без всяких перерывов, сутки здесь, сутки там, часовые пояса меняются как на картинке из детских учебников, плюс два часа, минус восемь - словно за пару секунд; за всей этой беготней он не сразу замечает, от чего незаметно избавляется.
От психотерапевта.
От натянутого смеха на десятой минуте каждого интервью.
От лишнего десятка даже для него самого идиотских шуток, от ненависти к папарацци, от привычки хвататься за стакан кофе во время чьего-то неудобного вопроса, от бесполезных нервных улыбок.
Не полностью. Не совсем. Но - это происходит, Крис понимает это самостоятельно, без подсказок, привык следить за собой; ему хотелось бы думать, что он должен быть благодарен только себе, и в такие моменты он немного ненавидит Себастиана. Почему ты, думает Крис, почему из всех гребаных людей, которые окружают меня - именно ты?
- Никто не ответит тебе на этот вопрос, - говорит Скарлетт, когда они садятся в такси, Крис молча вскидывает брови; иногда он поражается, насколько хорошо она знает его, куда лучше многих, куда лучше даже матери в чем-то. - У тебя такое лицо, будто ты хочешь что-то спросить.
- Не хочу, - улыбается Крис, Скарлетт возвращает улыбку, поднимает руку к его лицу, пальцем касается ровно между бровей:
- Не у меня. У мира. Кому ты любишь задавать вопросы, Крис, не знаю, у тебя всегда морщинка вот здесь, - слишком хорошо знает. - Если еще не задал вопрос, значит, не стоит и искать ответ.
Она откидывается на спинку сиденья, Крис рядом делает то же самое, вытаскивая телефон из кармана:
- Я уже говорил, как меня пугают мудрые женщины?
- Не очень часто, - смеется Скарлетт, прежде чем отвлечься на входящий звонок от мужа. - Всего-то пару тысяч раз.
На площади Колумба вечером людно, фонтаны по периметру глухо шумят; Себастиан ждет его у самого памятника, сидя на нижней ступеньке, авиаторы, черная куртка, волосы снова начали отрастать, люди проходят мимо него, это к лучшему, но Крис всякий раз удивляется - как можно не узнать?
Как можно не заметить?
Ему кажется, что Себастиана легко выхватить взглядом в сколь угодно огромной толпе.
Наоборот это работает так же, Себастиан заранее поднимается навстречу, руки в карманах джинсов, взгляда не видно за темными стеклами, но Крис и так знает, что мог бы увидеть, представить легко; романтика всегда находит его, хотя он не ищет. Последние лучи солнца освещают Себастиана, словно плохо настроенный прожектор, - он запрокидывает голову, подставляя под них лицо, улыбается, - улыбается так, что Крису не хочется думать, может он позволить себе это хоть когда-нибудь или нет, не хочется совершенно, он видит только улыбку и это солнце, площадь сужается до одной пульсирующей точки.
Так охренительно просто забыть, где находишься.
Оказывается - так просто; Крис подходит вплотную, дергает Себастиана к себе за воротник, он отвечает на поцелуй сразу, привычно отызвчивый, привычно агрессивный слегка, Себастиан вечно словно не может решить, чего в нем больше, и поэтому так много - всего.
- Смотрят, - в самые губы шепчет Себастиан, впрочем, не отстраняется ни на миллиметр. - Что ты творишь вообще?
- Я не знаю, - честно отвечает Крис, Себастиан глухо смеется, лбом прижимаясь ко лбу:
- Ты нахрен не знаешь.
Крис не знает - и ему наплевать.
- Твою мать, - он всегда чувствует чужие взгляды на себе, они ощутимы кожей, хорошо бы избавиться от этого - смотрят слишком часто, когда ты киноактер, но не получается. - Правда, сваливаем отсюда.
Их все-таки заметили, конечно, Себастиана отмечают в инстаграме на фотографии - сделана издалека, не поймешь ничего, если не хотеть, лица Криса не видно вовсе, только затылок, лицо Себастиана замаскировано очками, но это поцелуй, и для дотошных людей достаточно малого.
- Ненавижу тебя, - коротко сообщает Себастиан, удаляя уведомление; вытягивается на ковре гостиной. - Ты слишком много снимался в ромкомах.
- Не так уж много, - Крис отбирает у него телефон, садится.
- Но суть уловил. Поцелуй на глазах всей площади гребаного Колумба, там только оркестра, блядь, не хватало или признания в любви, не знаю, как думаешь, на сколько ты ебанулся по шкале от одного до десяти?
Крис действительно думает об этом, секунды три:
- Баллов на восемь.
- На восемь, - Себастиан тянет его за цепочку, заставляя наклониться, смотрит в глаза, и, на самом деле - понимает Крис только сейчас - на самом деле он даже не злится толком. - Ну ты себе польстил.
- Это все моя звездная болезнь. Я звезда Марвела, вообще-то.
- Тут ты прав, - серьезно отзывается Себастиан. - Ты немного больной.
Я тоже, слышит Крис, когда Себастиан прикусывает его нижнюю губу; может, и не немного, слышит Крис, накрывая его тело своим; удобная такая болезнь.
Жить можно.
“Кстати, насчет признаний в любви.”
“Эванс, не вздумай.”
“Ты не знаешь, что я собирался написать.”
“Ничего такого, что не мог бы произнести своим чертовым ртом. Захочешь - скажешь при встрече.”
Он скажет когда-нибудь.
Он услышит ответ.
1400 слов мозгоебли, здравствуйте. возможно, вы не замечали, но к этому действительно все шло.
"Отпускать всегда нелегко. Даже когда держишь что-то шипастое. А может, именно тогда — особенно трудно. "
- Стивен Кинг. Страна радости
- Стивен Кинг. Страна радости
Крис не замечает даже, что именно читает, текст на экране планшета потихоньку расплывается в полусмазанное пятно, и должное уважение к литературе - то, чему Криса Эванса так и не смогли научить; он не помнит, что за автор сейчас лезет ему в голову, то ли Фицджеральд, то ли Ремарк, то ли еще кто-то, очередная попытка Себастиана заставить его перестать смотреть самые популярные видео месяца в свободное время. Эванс, говорил он, скачивая одному ему известное приложение, целая библиотека текстов, которые Крису не хочется запоминать, слишком близко он воспринимает каждое слово, всегда, и шедевральное, и хреновое, - Эванс, ты до старости можешь ржать над падающими с качелей детьми и метать птиц в свиней, но не говори мне, просто не говори, что это все, что тебя интересует. Крису проще признаться в том, что тупые видео заставляют его хохотать до колик, чем честно сказать, что он неразборчив, и любая прочитанная книга выбивает из него дух.
Любой абзац, кто бы ни написал его, о чем бы ни говорил, находит в нем отклик; это та чувствительность, та восприимчивость, которую ни один человек не способен себе желать, она приносит проблемы, это бесконечные мысли, мысли, мысли, никуда не деться от них, люди, вроде, читают, чтобы прибавить себе ума?
Скорее уж сойти с него.
И все они пишут, Фицджеральд, Ремарк, Моэм, все еще неважно, чье имя стоит на бегло пролистанной обложке, пишут об отношениях, это не любовные романы, не сопливая лирика, и однако же - об отношениях каждая буква; все они пишут - гармония в том, когда хорошо и с человеком, и без него; все они пишут - как неправильны речи о “вторых половинках”, если ты ощущаешь себя половинкой, что вообще ты можешь дать другому? Нихуя не можешь, отвечает Крис, блокируя экран. Нихуя не получится, и не получается, все, что написали когда-то эти люди, мертвые, но не забытые, Крис знает и без них, любой взрослый человек знает, и сложить буквы в слова, слова в предложения, смотреть на них со стороны - легко, очень, слишком, а на деле никто не следует своим же откопанным откуда-то мудростям, своим же советам.
Крис хотя бы пытается.
Но он ловит себя на этом все чаще, на том, что происходит именно это - то, чего он боялся, то, о чем твердил десять лет назад, восемь, пять, два, постоянно; ловит себя на ощущении собственной несвободы, раньше Себастиан умудрялся как-то дарить ее, теперь - отбирает только, как отбирает ее у Криса все остальное, что есть в его жизни. Раньше это было не спасением, но отдушиной, возможностью успокоиться, кратковременным затишьем, часом вседозволенности; теперь - это зависимость, которой Крис не хотел.
Которую Крис получил.
Это раздельные съемки, недели друг без друга, тренировки, репетиции, разные города, им обоим есть, чем заняться, у них обоих достаточно причин, чтобы друг о друге совсем не думать, разве что когда приспичит. Но это и выловленные по инстаграму фото, Себастиан на площадке, Себастиан с друзьями, Себастиан обнимает какую-то дрянь, - подругу, поправляет себя Крис, мать его, это же просто подруга, - Себастиан разговаривает по телефону на улице с кем-то другим, не с ним, у Себастиана своя жизнь, у Криса тоже она есть, и это ни на что не влияет, он чувствует себя беспомощным.
Загнанным в угол, вынужденным смотреть на то, как человеку без него прекрасно живется - человеку, которого хочется привязать к своей кровати и не отвязывать.
Привязать к себе и не отпускать.
Который бесконечно глушит и сам же возрождает страх, дикий, неестественный, то ли боязнь потерять, то ли потеряться.
То ли - жить.
Даже Крис к части своих заебов относится легкомысленно, но сейчас, вот об этом, он точно может сказать - это нездорово; больная херня, от которой просто необходимо уже избавляться, если он не хочет стать тем, кем никогда не собирался, тупым собственником, безнадежным ревнивцем, кладезем претензий. Никакой речи о любви, о теплоте даже, она слишком мимолетна, успевай только поймать, запомнить хотя бы, - все это берет начало из Себастиана, который - как вскрытый нарыв, как наркотик, как еще какая-то настолько же банальная вещь, как что-то бесспорно необходимое, слишком нужное, так нельзя относиться к другому человеку, в нем хочется раствориться, его хочется оставить возле себя, Крис не знает, кто и как запустил этот процесс.
Он знает, что это нужно остановить.
Если не выходит отстраниться - Крис просто не умеет так, - приходится обрывать.
Себастиан выходит из душа, одевается на ходу, неторопливо поправляет джемпер, останавливается у зеркала, Крис позади рассматривает его в отражении, не пытаясь поймать взгляд; это пугает, так не должно быть, думает он.
Снова думает.
О том, что, пока раздумывал, что со всем этим делать, и пока не раздумывал вовсе, и пока забивал, и пока злился, - ситуация не просто вышла из-под контроля; она запустилась, ее запустили, так бывает, когда пускаешь что-то на самотек, - забудь поставить что-то скоропортящееся в холодильник, оно покроется плесенью через неделю, - они так и сделали, не трогали ничего, забей, говорил Себастиан, забей, говорил Крис, а теперь - что?
- По-моему, пора прекращать, - Крис на ощупь подтягивает к себе пачку с тумбочки, пепельницу ближе, закуривает - сигареты чужие, слишком тяжелые.
- Прекращать что?
- Все это, - он выдыхает, дым расползается в воздухе, Крису чудятся в этом какие-то фигуры, возможно, они ничего не значат.
Возможно, бледно-серые витки складываются в слова - ты гребаный мудак, или что-то вроде; Крис бы не удивился.
- Это был такой отличный день, - стонет Себастиан почти искренне, разворачивается наконец, скрестив руки на груди, он по-настоящему раздражен. Надо прекращать, надо, надо, нельзя так зависеть от чужого настроения, от чужого взгляда, взрывать себе мозг каждый раз, нельзя.
Крис обманывает себя, все гораздо проще, но ему не дано этого понять пока; все, что он понимает - это взгляд Себастиана, злой, насмешливый, прожигающий дыры в его голове. Все, что он понимает - его прожигают насквозь, и это не то, чего он хочет, больше нет, сколько там прошло - два года?
Нахуй. Достаточно. Наигрались.
- Что-то хочешь сказать еще? - продолжает Себастиан, смотрит выжидательно, пока еще - смотрит, не двигается, Крис дохрена всего хочет сказать, только:
- Да заебали уже друг друга. Ты меня, я тебя, я себя, я затрахался со всем этим, - он признается честнее, чем ожидал, единственное приемлемое объяснение, единственное формулируемое вообще.
- Найди себе бабу, сто раз говорил, - Себастиан откликается моментально, отворачивается снова, берется за расческу, лицо будто схлопывается, ничего невозможно прочитать по нему, даже давно привыкшему Крису, это пугает и это радует; так и надо. - Такую, чтобы любила тебя. Людям это вроде помогает, слышал? Женщины обожают это, ох, что же это такое происходит между нами, давай поговорим об этом, - он расчесывается методично, движения медленные, размеренные, но Себастиана несет откровенно, это прорывается, он не кричит - не кричит никогда, не повышает голос слишком сильно, ровно на нужный градус, раздраженное шипение, каждое слово как плевок в лицо, - давай поговорим еще, пойду напишу на фейсбуке, что у меня все пиздец как сложно, а потом сходим на семейную, блядь, консультацию. Найди уже наконец.
Это похоже на отповедь, как будто копил в себе и высказал наконец; Крис морщится:
- Хочешь сказать, я неправ?
- Хочу сказать, - Себастиан, не поворачиваясь, оглядывается в поисках чего-то, хватает с вешалки куртку, сгребает телефон и пачку с тумбочки в карман, не подходя, не касаясь, слишком стремительно даже для него, тем более - для него. - Хочу сказать: пошел нахуй.
Слишком просто, слишком - чертовски - легко, Крис подвисает на несколько несчастных секунд, то ли от того, насколько это неожиданно, то ли от того, насколько ожидаемо, в тоне Себастиана ему чудится облегчение, но во взгляде - его нет. Во взгляде ничего, кроме напряжения, на лице ничего вообще, Себастиан весь как натянутая струна, тронь - порвется, Крису все еще хочется тронуть, любому хочется, если обладаешь чем-то или пытаешься обладать.
Добиваешься чего-то, ломаешь все вокруг, обыденная человеческая природа, один из инстинктов, хотел созидать? Нет, приятель, вот тебе дубина; а еще, знаешь, костры разводить очень просто.
Крис чувствует себя идиотом, проигравшим, потерянным, и это правильно, он такой и есть, это просто нужно перешагнуть, если он хочет двигаться дальше, вернуться заново к тому, от чего сделал миллион мелких шагов назад, если хочет вернуть контроль. Найти, в самом деле, человека, с которым не будет этого всего, эмоций, к которым Крис не готов, никогда, может, не будет готов, все разные, кого-то устраивает ураган внутри - Себастиана устраивает, он не отрицал никогда.
Кого-то - нет.
- Я смотрю, тебе прямо полегчало, - равнодушный - сука, бесстрастный - голос Себастиана доносится уже с порога; Крис отмирает, рывком поднимаясь с кресла, подбирая упавший планшет. - Увидимся скоро.
Да, скоро, вспоминает Крис, чья-то новая премьера.
Хлопок двери, от души, со всей дури, разрывает то ли барабанные перепонки, то ли грудную клетку; Крис знает, что сделал все правильно.
Никогда не знает наверняка.
1100 слов, все еще ничего не хорошо
"Есть такие разлуки, которые как будто протекают спокойно, но они полны отчаяния."
- Виктор Гюго. Отверженные
- Виктор Гюго. Отверженные
Себастиан обхватывает ладонями картонный стакан; горячий, почти обжигающий еще, кофе внутри свежий, Себастиан греет руки совершенно без нужды - за окном светит солнце, и середина осени в Нью-Йорке, похоже, решила на пару дней превратиться в лето. Компания школьниц за его спиной переговаривается уже полчаса, слушать невозможно, но уйти некуда, уши нечем заткнуть, единственный свободный столик, Чейс опаздывает, - это то, что Себастиан не любит в людях, эту необязательность, - не любит как человек, всю сознательную жизнь старавшийся успевать, даже стоя в безнадежной пробке, даже проспав около получаса, даже сменив четыре часовых пояса, даже обдолбанный, да какой угодно, это так трудно разве - приезжать вовремя?
И он не слушает - но слышит.
- ...ты же видела трейлер, такой красивый! А в Сан-Диего я брала у него автограф, он меня обнял, оооо боже, у меня есть фото, подожди, вот…
Конечно. Это как попросить кого-то не думать о зеленой обезьяне и знать, что человек до конца дня не отделается от мыслей; слишком много Криса Эванса вокруг.
Школьницы обсуждают Криса Эванса.
Эванс во весь рост на плакатах, Эванс смотрит свысока с билбордов, усталый голос Эванса звучит из колонок радио, по телевизору в кафе крутят интервью с Эвансом в беззвучном режиме, в этом нет ничего такого, это Америка, звездам уделяют куда больше времени и места, чем те подчас заслуживают; Себастиан старается не обращать внимания, и именно поэтому - обращает.
Он делает глоток и не понимает, когда кофе успел остыть.
- ...а Мэри говорит, что ее друзья тусовались с ним в одной компании, в одном баре.
- Ого, недавно?
- Нет, еще в одиннадцатом, когда снимали первый фильм, там еще с ними был Себастиан Стэн, так вот Мэри говорит, что…
Блядь.
Себастиан сминает крышку от стакана в пальцах, начиная уже раздумывать над вариантом вежливо развернуться к болтливым девчонкам и, объяснив про свой севший телефон, попросить позвонить, раз уж они так интересуются чужой личной жизнью; на его - или на их - счастье, возле парковки за окном появляется наконец машина Чейса. Себастиан встает, надвигая на глаза кепку, выходит, стараясь остаться незамеченным, - все равно слышит, как резко замолкли те сплетницы, - все равно чувствует взгляды, направленные в спину.
Будут ли они потом говорить об этом? Писать в своих чертовых блогах, закидывать сообщениями инстаграм?
Иногда Себастиан думает, что стоило бы родиться на пару веков раньше, театр уже есть, информационного поля таких объемов - еще нет; отыграл спектакль, получил официальные отзывы, поболтал с кем-нибудь у кулис, а потом выходишь на улицу - и действительно, по-настоящему можешь остаться в одиночестве. Пускай даже на секунду - на ту самую чертову секунду, в которую абсолютно никого не будет интересовать твоя жизнь.
Чейс ждет его уже у машины, спиной прислонившись к дверце; оценивает выражение лица Себастиана мгновенно, как обычно - протягивает зажигалку еще до того, как он вытаскивает сигареты; Себастиан прикуривает, прикрывая ладонями от ветра огонек, медлит, прежде чем поднять голову.
- Как настроение?
- Лучше всех. Затрахался там сидеть.
Он раздражен; он раздражен перманентно уже пару недель - две? три? сколько их прошло уже, - от этого не избавиться, у Себастиана плохо с самоконтролем вне съемочной площадки, у него нет специальных методик, расслабляющих дерьмовых цитат, фильмов или тренера по йоге. Если он зол, то он зол, если ему хреново - то ему хреново, такое не убирается парой бутылок пива или позой лотоса; и хуже всего - знать причину. Не списывать все на магнитные бури, сбои организма, общую усталость или невкусный завтрак, - знать абсолютно точно, без сомнений, наверняка.
Понимать наконец в полной мере, что имел в виду Эванс; понимать, чем тот руководствовался - вот же оно, лезет наружу, они не разговаривают пару недель, не пересекаются никак, не слышат, а у Себастиана всего-то слегка едет крыша, и менеджер уже успела раз десять осторожно заметить, что в его графике, может быть, необходим перерыв, - после того, как он наорал на нее третий раз в жизни.
- Лучше всех, оно и видно, - скептически говорит Чейс; естественно, думает Себастиан, вставая с ним плечом к плечу, естественно, он бы и сам себе не поверил.
Это глупо.
Все это так охерительно глупо.
На глухой стене одного из небоскребов - огромный дисплей; реклама какого-то парфюма сменяется промоушеном “Эры Альтрона”.
Возможно, ему просто не стоит смотреть по сторонам.
Премьера какой-то драмы с Джеймсом Марсденом собирает вокруг себя толпу звезд среднего пошиба, Себастиан не знает никого из каста, вообще мало кого знает здесь, но пригласительный пришел еще месяц назад - и он идет, конечно, сейчас нельзя отказываться, вообще ни от чего нельзя, рано; когда-нибудь он сможет позволить себе пропустить поход куда-то только ради пары-тройки поз для папарацци.
Пока еще - нет.
Разноголосое “Себастиан!” смешивается в один сплошной выкрик, вспышки слепят глаза, Себастиан привычно не достает руки из карманов, улыбается, на это требуются лишние секунды, - спокойно, напоминает он себе каждый чертов раз, они делают вид, что любят тебя, просто делай то же самое, - улыбается наконец по-настоящему, откидывая голову, прищуриваясь; к его имени добавляется другое.
“Крис!”
К черту; Себастиан надеялся, что Эванс не появится, он вообще реже выбирается на мероприятия, однажды они, огрызаясь друг на друга, перекидывались цитатами коллег, растащенными по интернету, и Эванс вспомнил про Чарли Ханнэма. Этот парень заявил кому-то из журналистов, что не тусуется со звездами, потому что класть на весь этот Голливуд хотел, у него есть жена и отличный домик, он не обязан появляться всюду, где его ждут. Отличная философия, заметил тогда Крис как бы между прочим, - отличная, просто мой идеал.
Он действительно к нему стремился.
И все равно - появляется здесь, подходит, встает рядом, конечно, странно было бы им разминуться, особенно теперь, когда контракты и совместные съемки не думают заканчиваться; руку кладет на плечо, сжимает слегка, все как обычно, - Себастиан сжимает зубы, перестает улыбаться, со сжатыми губами он выходит на фото не хуже, - со стороны не видно, но расстояние между ними выдержано с филигранной точностью, и Себастиан может благодарить за это только себя.
Крису плохо удается отстраняться.
Все это длится не больше пары минут; Себастиан вслепую машет рукой в сторону фотоаппаратов и уходит первым, чуть быстрее, чем следовало бы, но все-таки не сбегает, просто идет.
Его место в зале - прямо позади Эванса.
Не смешно.
Фильм - ни о чем, абсолютно, слов даже не подобрать, драма на поверку оказывается мелодрамой, совершенно классической, из тех, на которые Себастиан по собственной воле никогда не пошел бы; зал он покидает, кажется, едва ли не первым. Смеркается, и пройтись бы сейчас, но не здесь - слишком людно; Себастиан заворачивает за угол, к служебному выходу, достает сигареты - просто смешно, как он вообще умудрялся когда-то бросать?
В голове его столько же стоящих мыслей, сколько в только что просмотренной картине, совсем ни одной, Себастиану кажется, что эту звенящую внутреннюю тишину можно услышать или потрогать, настолько она реальна, - до тех пор, пока не нарушается внешняя. Зажав сигарету в зубах, он лезет в карман за телефоном, короткая трель входящего сообщения приелась настолько, что давно пора бы уже сменить.
“Ты уже уехал?”
Крису плохо удается отстраняться, снова повторяет себе Себастиан, и уж точно он нихрена не умеет отпускать.
Не умеет, когда не хочет.
1400 слов.
"— Вы много говорили о втором пункте нашего списка: «Погруженность в чужеродные мысли». <...> Как бы то ни было, это ваши мысли, и это ваше сознание. Хотелось бы знать, какую выгоду вы получаете, позволяя им появляться, или, скажу даже больше, заставляя их появляться.
— Заставляя появляться? Я не знаю.<...> Ваше заявление о том, что я заставляю их появляться — как это сказать? — не имеет для меня эмоционального смысла.
— Мы должны найти способ найти этот смысл. <...> Будьте добры, подумайте над таким вопросом: если бы вы не думали об этом, о чем бы вы думали?"
- Ирвин Ялом. Когда Ницше плакал
— Заставляя появляться? Я не знаю.<...> Ваше заявление о том, что я заставляю их появляться — как это сказать? — не имеет для меня эмоционального смысла.
— Мы должны найти способ найти этот смысл. <...> Будьте добры, подумайте над таким вопросом: если бы вы не думали об этом, о чем бы вы думали?"
- Ирвин Ялом. Когда Ницше плакал
Крис идет к психотерапевту, сеансы нерегулярные сейчас, и иногда ему кажется, что все это ебаный бред, - почему, вот почему он не может справляться со своим хламом в голове сам? Это нормально - обращаться к кому-то еще, к компетентному, внимательному человеку, психотерапевт Криса - на редкость умный мужик, не лезет в душу больше нужного, всегда знает грань, всегда знает нужный вопрос, но какого черта, может, пора бы перестать?
Это то, с чем он не может справиться.
В этот раз мало времени, у Криса всего час вместо обычных двух, он ничего не успевает, и все-таки не торопится - говорит мало, потому что не знает, о чем именно говорить.
- Что психология говорит о беспомощности, док? - Крис вертит в пальцах ручку, подхваченную со стола, не удерживает, роняет обратно; глухой стук.
- Границы беспомощности определяем только мы сами. Чем больше вы контролируете самостоятельно, тем меньше беспомощны. Если решаете, что можете что-то - то вы можете, если нет - то нет. Но есть и обратная сторона, и о ней вы тоже знаете, Крис.
- О том, что я не могу контролировать все?
- Именно. Беспомощность - само по себе слово с негативным окрасом. Когда вам что-то неподконтрольно, вы считаете это минусом. Это не так. Далеко не всегда. На любую ситуацию можно посмотреть под другим углом.
- Далеко не всегда? - Крис трет ладонью лоб, он может приходить в этот кабинет за пониманием, но улучшения настроения вряд ли дождется. - Если мне повесят на шею камень, заткнут рот и выкинут в океан, это не станет минусом, как по-вашему?
- Этот пример соответствует тому, что происходит сейчас в вашей жизни?
Чертов ублюдок.
Крису хочется ответить “да” - первым же порывом; но привычка думать иногда и правда оказывается небезосновательной. Над этим вопросом подумать определенно стоит, поговорить об этом - тоже, возможно, только до конца сеанса остается пять минут.
- Не совсем, - он барабанит пальцами по столу. - Не совсем. Все то же самое, только человек, который повесил мне камень на шею, забывает об этом через пять минут.
- Он забывает насовсем?
- Нет, - здесь Крис уверен; он снова не спешит отвечать, медлит, моргает почти озадаченно. - Возвращается, всегда возвращается, черт знает в какой момент, но до того, как станет поздно, - Крис снова берет ручку, перед ним чистый лист, новый, только что из пачки, и он ведет линию по нему, прямую, наискосок. Дорисовывает стрелку. - И мне, - пожимает плечами, мысль приходит в голову сама по себе, и история выходит идиотской.
- И вам?
Крис вздыхает.
- И мне это нравится. Все это. То, как он снимает камень, то, как надевает обратно, из раза в раз, - стрелка становится объемной, Крис заштриховывает ее, не глядя на бумагу, резко, оставляя кое-где пробелы; он коротко смеется: - Я как писатель-неудачник, знаете, из этих, гениальных в своей непонятости - рассказал что-то и сам не понял ни черта?
- Я думаю, Крис, вы понимаете гораздо больше, чем показываете. Куда ведет эта стрелка?
Крис бы нарисовал знак бесконечности, но закончился лист.
- Я не знаю.
- Незнание - та же беспомощность. Что вы чувствуете по этому поводу?
- Гнев, - Крис снова отвечает, не раздумывая, запинается. - Злость. Обиду на себя. Раздражение, я… Я думал об этом, много. Думал, что перестаю понимать, что делаю, и от этого страшно.
- Но вы ограничили себя в чем-то, убрали какой-то элемент из своей жизни, страх ушел?
Может быть, его и не было, думает Крис. Может быть, он просто дебил.
- Все, что я знаю: я ограничил себя, и лучше не становится. Когда привыкаешь, отказываться сложно.
- Особенно тогда, когда нет необходимости этого делать.
Вы же стремитесь к толике хаоса, Крис, говорил он еще четыре года назад; стремитесь, она нужна вам, как и любому другому. Слишком боитесь ее впустить. Но однажды сделаете это, и все, что потребуется - найти баланс. Нужную точку. Упорядоченность не довести до абсолюта, когда-нибудь вы просто осознаете, что этого вы и не хотите.
Он говорил о роли Капитана тогда.
На самом деле, конечно, нет.
“Служебка”, - приходит ответ через десять минут; Крис избавляется от старого знакомого, который из массовки вдруг вылез в актеры второго плана, с огромным трудом.
- Думал, ты не ответишь.
- Ты бы не писал тогда, - справедливо; Себастиан курит - третью уже, наверное, он всегда курит несколько за раз. Рукава кожаной куртки расстегнуты, на пальцах ни одного кольца, цепочка на шее выглядывает из-под воротника рубашки, застегнутого до странности прилично, на таких мероприятиях Себастиан обычно выглядит более - собой, более расслабленным, смотрите, мол, я тут у вас в джинсах и без галстука, не спал трое суток, как вам такой красавчик?
Крис молчит.
Эта ситуация еще тупее, чем он мог бы предположить или увидеть в самом страшном сне, но, конечно, это происходит; он молчит, молчит и Себастиан, огонек сигареты вспыхивает при каждой затяжке, разгорается ярким пятном в наступившей темноте.
- Я, - начинает Крис и останавливается. - Как жизнь?
Себастиан смотрит на него, смазанно, искоса, этот взгляд выражает в точности то, что Крис думает о себе сам.
Господи. Господи. Пиздец, какой же ты тупой.
- Охерительно, - он, тем не менее, отвечает; притаптывает брошенный под ноги окурок, придавливает подошвой, так методично, словно это действие кажется Себастиану важным. - Это то, что я думаю?
- Что?
- Ну, - Себастиан ухмыляется, криво, левая половина рта так и остается неподвижной; пожимает плечами. - Тот момент, когда ты говоришь, что нам не обязательно трахаться, чтобы продолжать дружить. Потому что, если это он - да.
Себастиан смотрит, и взгляд его уже не выражает ничего, слишком редкий момент, если так подумать.
Крис думает.
- Да? - уточняет он, подняв брови, руки поглубже опуская в карманы, мать его, что вообще они делают.
- Да. Да, я согласен. Наша дружба вечна, как все мои контракты с Марвелом. Если это все, то вон там приехало мое такси.
Он не говорит, куда собирается, просто разворачивается и уходит; Крис идет следом, садится на заднее сиденье рядом, спокойно, словно они договаривались об этом, словно он понимает, что творит.
- Затрахался со всем этим, - сообщает Себастиан, не просто сообщает - цитирует, скотина, сладко, нараспев, как очередную роль, явно издевается, он всегда издевается, когда не собирается говорить о себе.
Крис захлопывает за собой дверцу.
- Ты сам сказал, что согласен.
Себастиан называет адрес какого-то клуба вместо ответа.
"Такие вещи нельзя оттягивать целую вечность. В какой-то момент пластырь просто необходимо отодрать ― больно, но потом все, и становится лучше."
- Джон Грин. В поисках Аляски
- Джон Грин. В поисках Аляски
- Дай мне нажраться, - требует Себастиан в первые же пять минут; Чейс позвал его “посидеть в тишине”, в понимании Кроуфорда комфортная тишина - это битком набитый клуб, огромная компания приятелей, среди которых знакомые обнаруживаются вдруг и у Эванса, алкоголь бутылками, долбящая в уши музыка, разноцветные огни прожекторов, бесконечные голоса.
Себастиан тоже жаждал этого когда-то, тянулся к ночным развлечениям, как к единственному маяку, дающему возможность не потеряться; он понял, что именно так все и потеряет, слишком рано, чтобы успело затянуть, не всем так повезло.
Впрочем, он не отказывается совсем.
Себастиан знакомит Криса с кем-то еще, зажав в руке пузатый бокал, знакомит сухо, походя, злится; пять минут назад это казалось охуенно нормальной идеей - в конце концов, Эванс - это не только его чертово тело, не только большой член, не только бесконечный жар, не только немыслимая тяга; это человек, от которого Себастиан не собирается отказываться, он - нет.
Эванс, судя по всему, тоже решил, что поторопился со своими ебанутыми размышлениями.
Себастиан снова пускает все на самотек.
Он не видит других вариантов.
Спустя час он вообще ничего не видит толком, Чейс - исполнительная сволочь, услышал “нажраться” и подливал коньяк так часто, что Себастиан не успевал уследить, и теперь мир похож на радостное радужное пятно, из которого можно выхватить отдельные элементы, но - зачем?
Все просто прекрасно.
Замечательно, потрясающе; Марго утягивает Криса танцевать, Себастиан думает, что ничем хорошим это не закончится, но не останавливает, только хмуро смотрит вслед, Марго подмигивает ему.
Себастиан ничего не говорил ей, ни разу, но она женщина, он прекрасно понимает, женщины видят такие вещи, да все, блядь, видят, на них с Эвансом достаточно одного взгляда, чтобы что-то понять, об этом знают даже ассистенты на интервью, вечно рассаживающие их друг от друга подальше.
Все - всегда - что-то знают.
Себастиан только начинает к этому привыкать.
Спустя еще полчаса он соображает с трудом, идея была идиотской, сидеть и методично нажираться, отшивая всех, кто подходит ближе, чем на метр; это не поможет, чему бы там ни было - Себастиан не знает, - это никогда не помогает.
Он идет в туалет, хватаясь за что-то по пути, может, это стена, может, люди, похуй; внутри пусто, только самая дальняя кабинка заперта, там кто-то трахается, судя по звукам, это тоже неважно; Себастиан на ходу выкручивает рукоять крана, подставляет голову под холодную воду, волосы снова короткие, даже не липнут к лицу, вода обливает руки, плечи, брызгает на пол, Себастиан пытается выровнять сбитое дыхание; слышит шаги за спиной.
Это пиздец, потому что он знает - чьи.
Даже не оборачиваясь.
1200 слов, и мы движемся к концу
"Если я в чём-то сомневаюсь, я возвращаюсь к началу."
- Джоан Роулинг. Гарри Поттер и Узник Азкабана
- Джоан Роулинг. Гарри Поттер и Узник Азкабана
Маргарита танцует, как богиня, по непонятному совпадению спустившаяся на грешную землю в пропитанный запахами, звуками, касаниями ночной клуб; она, склонившись к уху Криса, расспрашивает его, болтает что-то о своих любимых ресторанах в Лос-Анджелесе, звонко и забавно матерится, когда кто-то походя наступает ей на ногу; умолкает, и Крис смотрит на Себастиана за ее плечом.
- Как вы познакомились? - спрашивает он, чтобы что-то спросить, когда они отходят к бару, Марго улыбается, понимая, о ком идет речь:
- На съемках “Королей”, я снималась в эпизоде, - она оглядывается на Себастиана тоже, ее улыбка разом становится мягче, нежнее, Крис ловит себя на мысли, что это не напрягает его, больше - нет, он видел достаточно, он думает, если бы у Себастиана была сестра, это была бы Марго. - Он тогда сел рядом, такой прибалдевший, понимаешь, как будто перед ним космический корабль упал. Я знала, кто он, но еще не общалась, и он выглядел… словно что-то произошло, улыбка нервная, я спросила, что случилось, а он сказал, - Марго вытягивает руку, щелкает пальцами, привлекая внимание бармена, - сказал: “МакШейн только что оценивал меня. Давал мне советы. Если на меня сейчас упадет декорация, я умру счастливым”.
Марго смеется, Крис усмехается ей в ответ, он представляет, о чем она говорит, помнит невежливо распахнутый рот Стэна при первом появлении Рэдфорда на площадке.
Себастиана больше нет в зале; Крис отталкивается ладонью от стойки, бросает:
- Сейчас вернусь.
- Ну конечно, - кивает Марго, обхватывая губами трубочку коктейля; еще несколько месяцев назад Крис обратил бы на нее внимание, по-настоящему присмотрелся, почему бы и нет, но не теперь.
Теперь Крис цепляется за остатки здравого смысла, - это ведь они, верно? - в своей голове, убеждая себя, что поступил правильно несколько недель назад, правильно для себя.
Получается хреново.
Вода хлещет о раковину, мысль о том, что Себастиану плохо, первая посещает Криса, на автомате, просто от открывшегося зрелища, тот стоит, склонив голову, сжимая пальцы на керамических бортиках, не шевелится, глаза прикрыты, точно заснул прямо так, согнувшись, промокнув; Крис уверен, что Себастиан мог бы спать и так, если бы ему пришлось, но он спрашивает:
- Эй. Ты как? - и Себастиан оборачивается.
Выпрямляется, поворачивая кран под аккомпанемент чьих-то вздохов из дальней кабинки, темные пятна на рубашке, вода везде - на обнаженных предплечьях, запястьях, ладонях, на шее, на лице, Себастиан встряхивается вдруг, по-животному, словно пес, капли летят во все стороны, попадают на Криса, и Крис прикипает взглядом к Себастиану, тот умудряется выглядеть не как надравшийся коньяка идиот, - как парень из какой-нибудь рекламы, где тебя поливают из ведра, чтобы смотрелся круче, и да, он смотрится охуенно, Крис разглядывает его, будто впервые.
Себастиан поднимает руку, взъерошивает волосы, взгляд пьяный, такой знакомый, это не алкоголь, не только он - это голод, Крис знает; Себастиан подносит ладонь ко рту, пожимает плечами, так и не отвечая на вопрос, задумчиво облизывает мокрый палец, как будто не замечает вообще, что делает, и Крис думает, ладно, нет, вот же дерьмо, он не умеет отказываться, разве что выйти из гребаного туалета прямо сейчас - но.
Эта мысль больше не сквозит обреченностью.
Может быть, потому, что желание застилает Крису мозги.
- Эй, Эванс, прием, - Себастиан усмехается насмешливо, хлопает глазами, ресницы немного слиплись, он отчего-то доволен, ну конечно, знает, как Крис смотрит на него; раньше Крис подумал бы, что проиграл, только это больше не битва.
Может, никогда ей и не была, и разве они оба не выигрывают в конечном счете?
- Эванс, - снова начинает Себастиан, шагает в сторону, приваливается к стене, сползает немного вниз, тверже упираясь подошвами в истоптанную плитку. - Скрип твоих мозгов слышен на Эмпайр-стейт.
Крис чувствует себя так, словно на него снизошло озарение; бог спустился с небес и вежливо отсыпал ему немного откровения. Немного мудрости, может быть.
- А, да, - Себастиан явно не протрезвел еще, иначе заткнулся бы; он оттягивает и без того расслабленный ворот рубашки, словно тот давит, пытается вытереть мокрый рот мокрой рукой, размашистое движение сверху вниз, пальцы оттягивают нижнюю губу, - о чем это я. Какие мозги. О чем я, да?
Он прищуривается.
Крис делает шаг вперед, губами прижимаясь к губам на выдохе, Себастиан откликается тут же, сползает еще чуть ниже, хватает Криса за шею, ему не нужно приглашений, объяснений тоже не нужно; Крис обхватывает его за плечи, шагает назад, еще, не налететь бы на что-нибудь, - пока не упирается в дверь кабинки, распахивает ее на ощупь, затаскивает Себастиана внутрь, тот прикрывает дверь собственной спиной, Крису не нужно даже подталкивать, Себастиан бьется лопатками сам, шипит, в этом шипении - все, чего Крису недоставало, и он не может перестать целовать его.
- Сука, - выдыхает Крис, в этом тоже нет обреченности, это как позывной - скучал по мне? Я - да.
Он опускает голову, губы смазанно проезжаются по подбородку, кадыку, добираются до шеи, Крис кусает, втягивая кожу, ни о чем не заботясь, сжимает зубы:
- Что творишь, мудила, - ржет Себастиан; снаружи кто-то снова включает воду, в другой кабинке трахаются все громче, Себастиан дергает полы его рубашки в стороны, срывая пуговицы, пальцы впиваются в спину, бока, лезут за пояс брюк, - еще давай.
Еще.
Еще, еще, Крису не нужно напоминать об этом, он кусает снова, это не синяки, скажет Себастиан на следующий день, а ебаная контурная карта, - на ощупь расстегивает рубашку, склоняется ниже, к груди, зубами прихватывая сосок, облизывая, Себастиан откидывает голову, дергает молнию на его брюках, пуговицу снова едва не срывает, ладонью накрывает член, как охуенно, - отличный, думает Крис, возвращая долг, опуская руку, расстегивая ремень Себастиана, отличный способ общения, как будто им когда-то нужен был другой; свободной рукой Себастиан дергает его за волосы, тянет обратно к себе, наверх, лижет скулу, целует, горячий, жадный, мокрый, живой, выгибается, прижимаясь ближе, или это выгибается Крис, он не замечает, что делает, начиная двигать рукой, рвано выдыхая в чужой рот, посторонних звуков он больше не слышит.
Тремя минутами позже Себастиан вжимается лбом ему в плечо, - Крис упирается ладонью в дверь за его спиной, - пытается вытереть липкую руку о темную рубашку Криса, тот перехватывает запястье, сжимает:
- Нам выходить отсюда еще.
- Да похуй, - весело откликается Себастиан, расслабленно, не пьяно уже, весело, действительно, пальцы Криса запутываются в его подсохших волосах. - Вот что бывает, когда ты не ебешь никому мозг.
- Дрочка в туалете? - фыркает Крис, надпись черным маркером на двери перед его глазами не различается, сливается в сплошное пятно. - Тоже мне, бонус.
- Нормальный, - “это же я”, звучит непроизнесенное, Крис согласен; Себастиан поднимает голову, затылком к тыльной стороне ладони Криса, застегивает брюки, свои, потом его, бросает в ведро испорченную салфетку. - Так что там с твоим статусом? “Все сложно”? “В активном поиске”?
Как будто когда-нибудь бывает просто, хочет сказать Крис.
Себастиан улыбается, быстро, мягко, своей кошачьей улыбкой, секс всегда действует на него так, уголки губ тут же вздергиваются вверх, глаза прищуриваются, проступают две морщины поперек лба; взгляд его серьезнее, чем мог бы быть сейчас, он разглядывает Криса, комкая его рубашку в районе поясницы, и Крису чертовски не хочется уходить отсюда.
Надо ли?
- Ясно, - заключает Себастиан. - Знаешь, если еще раз… Блядь, не верю, что говорю это, но, - он широко ведет рукой в воздухе, словно обозначая все, что произошло, пытаясь обхватить необъятное; большим пальцем Крис поглаживает его висок. - Все это ничего не решает.
- Нечего решать, - говорит Крис быстрее, чем успевает подумать еще раз, Себастиан серьезно, задумчиво кивает:
- О. Теперь ты бредишь, - демонстративно трогает лоб Криса, кивает снова. - Лихорадка.
- Нечего решать, - повторяет Крис, и Себастиан медлит, прежде чем непроницаемое лицо снова вспыхивает, освещается ухмылкой, развязной, такой же живой, как он сам.
- Смотри не пожалей.
Ткань его рубашки местами жесткая теперь, сбивается на плечах.
Крис слышит чьи-то голоса, хлопает дверь соседней кабинки, девушка шепчет кому-то удивительно пошлую чушь, неуместную даже в туалете клуба; стоило бы хоть иногда верить телевизору, иногда лучше жевать, чем говорить.
Себастиан устало улыбается, прикрывая глаза.
1500 слов, две части вместо обещанных трех, но ВНЕЗАПНО КОНЕЦ.
"... у вина, которое пьёшь в одиночку, почти не бывает вкуса."
- Харуки Мураками. 1Q84
- Харуки Мураками. 1Q84
Себастиан увлеченно наклоняет винную бутылку, ведет рукой, тонкая красная струя льется из горлышка на ключицы Криса, грудь, голый живот, вино стекает по его бокам прямо на выстиранную до хруста гостиничную простыню; Крис внимательно следит за его рукой, пытается смазать бледно-красную линию с груди пальцем, Себастиан бьет его по ладони:
- Амароне, - говорит он, сигарета свисает в углу рта, пепел может осыпаться Эвансу на ногу, Себастиан не очень следит за этим. - Как ты мог не пробовать его раньше.
- Ну, судя по всему, - Крис все-таки дотягивается, отбирает у него бутылку, рассматривает этикетку, их руки сталкиваются, пальцы у Криса теплые, сам он - горячий весь, разомлевший после секса, они не вылезали из номера с самого утра, сегодня выходной у обоих, - сейчас я могу только радоваться, что ты не особо любишь пиво, - он поднимает взгляд, поплывший, расслабленный, глаза почти черные; хмурится: - Следи за гребаной сигаретой.
Себастиан стряхивает пепел в блюдце на полу, вытянув руку; выпрямляется снова, фыркает:
- Мне раньше было плевать, пиво запивал водкой. Вином - биг мак.
- Дикарь из Европы, - ржет Крис, смыкает ноги, рывком дергает Себастиана на себя, тот удерживается, ухватившись за край кровати, нависает над Крисом:
- Гребаный янки, - ухмыляется, откидывается назад, садясь, спиной упираясь в колени Криса. - А потом мне рассказали, что к Амароне подают сыр. Или шоколад. Или чертову оленину.
- С каких пор ты гурман? - Крис делает глоток, облизывает губы, они совсем темные сейчас; Себастиан пожимает плечами.
- Это просто, Эванс, - забирает бутылку, наклоняет снова, кольцо на цепочке окрашивается красным. - Либо ты знаешь, как надо пить красное сухое, либо однажды тебя назовут дикарем из Европы, - Крис закатывает глаза, облизывается опять. - Amaro, - продолжает Себастиан, отставляя бутылку на пол, вминая в блюдце сигарету, - или amar, если по-румынски. Значит - “горький”.
- Оно не горькое ни черта.
У Амароне привкус фруктов, вишня на языке, легкая кислинка, концентрированный, плотный, выдержанный вкус, почти не чувствуется алкоголя, но это ощущение обманчиво; Эвансу идут итальянские вина, Себастиан разбирается в них.
Лучше, чем в некоторых других вещах.
- Это ирония, - сообщает Себастиан, склоняясь, языком собирает вино с живота Криса, и выше, - ты как бы говоришь себе - все не то, чем кажется, - прихватывает губами кольцо, подтягивается вверх, цепочка на шее Эванса натягивается, он тянет Себастиана за плечо, роняя его на себя, кольцо падает тоже, единственное, что вообще может сейчас упасть; Крис смотрит на него, внимательно, долго, ничего настораживающего Себастиан не может увидеть в его глазах, разве что любопытство. - Что?
Эванс целует его вместо ответа.
У поцелуя вкус тот же - плотный, выдержанный, Крис обволакивает Себастиана собой, он спокойный в последнее время, больше, чем когда-либо, не от усталости, что-то изменилось в нем самом, хотя по всем признакам должен нервничать, премьера “Альтрона” совсем скоро; и все-таки - ничего подобного, это спокойствие, это тягучесть - и это тяга, Себастиан любит эти поцелуи, но любит и много чего еще, отстраняется с трудом, и, пока Крис не успевает остановить, выливает на него остатки вина, капли снова стекают на простыни, похуй; выливает - и собирает тут же, проводит языком от цепочки, от ключиц, ниже, вылизывает со всех сторон, Эванса иногда дико, до дрожи хочется распробовать, узнать без всяких вопросов - какой ты?
Какой ты сейчас?
Удивительно, что это взаимно.
Удивительно, что это работает.
- Блядь, - выстанывает Эванс наконец, вытягивая ноги, когда губы Себастиана, язык добираются до паха, Эванс всегда сдерживается зачем-то, словно не плывет в первые же секунды, словно от того, в какую минуту вырвется первое ругательство, что-то изменится; нихрена не меняется, конечно, - блядь. Скотина, - Себастиан берет в рот, помогает себе рукой, не закрывает глаз, встречает взгляд Криса, ухмыляется, - блядь, какая же ты тварь. Какой же ты.
Это лучше всего - то, что никому из них не нужен словарь.
Это лучше всего - то, что им всегда мало.
Себастиан приподнимается, насаживаясь, все еще, каждый раз ему словно хочется проверить Эванса на прочность - можешь так? А так? А целую ночь, а целый день, а без перерыва? Крис жадный до секса, - Себастиан двигается сам, позволяя ему только подстроиться под темп, - жадный, как черт, рассказывал как-то со смехом о расставании своем с какой-то девчонкой, “она говорила, я слишком многого хочу”, - ускоряется, Крис сжимает его пальцы до боли при каждом толчке, - но Себастиан жадный еще больше, ему хочется всегда, это не работает, никогда не работало ни с кем больше, прошло больше двух лет, это все еще работает только с Крисом; магия, наваждение, думает иногда Себастиан.
Жизнь, думает он.
Запрокидывает голову со стоном, Эванс практически рычит, садясь рывком, зубами впиваясь в плечо, целует обнаженную шею, лижет, чуть не падая, прижимает Себастиана к себе, заставляет замереть, кончая; Себастиан с трудом просовывает между ними руку, Крис тут же накрывает своей, оргазм все похож на то вино - во рту кисло.
Оргазм похож на целую бутылку вина - Себастиан закрывает глаза только сейчас, на внутренней стороне век пляшут черные точки, и кажется, что комната начинает вращаться; вращается только она.
Все устаканивается, они оба знают об этом.
Об этом тоже не говорят.
"Ну, и когда на тебя падает в очередной раз любовь… Вот как упала на тебя — бабах! — вот так вот, а каждая следующая любовь, она же сильнее, чем предыдущая. Упала вот так, и ты думаешь: «ну е-мае, ну зачем опять-то, а? Так все было хорошо, рационально, спокойно, удобно.» А тут чувствуется сильно и надолго опять.
А уже никуда не деться, все уже, упала. И ты сам знаешь, что все уже."
- Евгений Гришковец. Планета
А уже никуда не деться, все уже, упала. И ты сам знаешь, что все уже."
- Евгений Гришковец. Планета
Время снова ускоряет ход, собственные пляски между премьерами, мероприятиями, вопросами журналистов кажутся бесконечными, следующими одна за другой без всяких перерывов, сутки здесь, сутки там, часовые пояса меняются как на картинке из детских учебников, плюс два часа, минус восемь - словно за пару секунд; за всей этой беготней он не сразу замечает, от чего незаметно избавляется.
От психотерапевта.
От натянутого смеха на десятой минуте каждого интервью.
От лишнего десятка даже для него самого идиотских шуток, от ненависти к папарацци, от привычки хвататься за стакан кофе во время чьего-то неудобного вопроса, от бесполезных нервных улыбок.
Не полностью. Не совсем. Но - это происходит, Крис понимает это самостоятельно, без подсказок, привык следить за собой; ему хотелось бы думать, что он должен быть благодарен только себе, и в такие моменты он немного ненавидит Себастиана. Почему ты, думает Крис, почему из всех гребаных людей, которые окружают меня - именно ты?
- Никто не ответит тебе на этот вопрос, - говорит Скарлетт, когда они садятся в такси, Крис молча вскидывает брови; иногда он поражается, насколько хорошо она знает его, куда лучше многих, куда лучше даже матери в чем-то. - У тебя такое лицо, будто ты хочешь что-то спросить.
- Не хочу, - улыбается Крис, Скарлетт возвращает улыбку, поднимает руку к его лицу, пальцем касается ровно между бровей:
- Не у меня. У мира. Кому ты любишь задавать вопросы, Крис, не знаю, у тебя всегда морщинка вот здесь, - слишком хорошо знает. - Если еще не задал вопрос, значит, не стоит и искать ответ.
Она откидывается на спинку сиденья, Крис рядом делает то же самое, вытаскивая телефон из кармана:
- Я уже говорил, как меня пугают мудрые женщины?
- Не очень часто, - смеется Скарлетт, прежде чем отвлечься на входящий звонок от мужа. - Всего-то пару тысяч раз.
На площади Колумба вечером людно, фонтаны по периметру глухо шумят; Себастиан ждет его у самого памятника, сидя на нижней ступеньке, авиаторы, черная куртка, волосы снова начали отрастать, люди проходят мимо него, это к лучшему, но Крис всякий раз удивляется - как можно не узнать?
Как можно не заметить?
Ему кажется, что Себастиана легко выхватить взглядом в сколь угодно огромной толпе.
Наоборот это работает так же, Себастиан заранее поднимается навстречу, руки в карманах джинсов, взгляда не видно за темными стеклами, но Крис и так знает, что мог бы увидеть, представить легко; романтика всегда находит его, хотя он не ищет. Последние лучи солнца освещают Себастиана, словно плохо настроенный прожектор, - он запрокидывает голову, подставляя под них лицо, улыбается, - улыбается так, что Крису не хочется думать, может он позволить себе это хоть когда-нибудь или нет, не хочется совершенно, он видит только улыбку и это солнце, площадь сужается до одной пульсирующей точки.
Так охренительно просто забыть, где находишься.
Оказывается - так просто; Крис подходит вплотную, дергает Себастиана к себе за воротник, он отвечает на поцелуй сразу, привычно отызвчивый, привычно агрессивный слегка, Себастиан вечно словно не может решить, чего в нем больше, и поэтому так много - всего.
- Смотрят, - в самые губы шепчет Себастиан, впрочем, не отстраняется ни на миллиметр. - Что ты творишь вообще?
- Я не знаю, - честно отвечает Крис, Себастиан глухо смеется, лбом прижимаясь ко лбу:
- Ты нахрен не знаешь.
Крис не знает - и ему наплевать.
- Твою мать, - он всегда чувствует чужие взгляды на себе, они ощутимы кожей, хорошо бы избавиться от этого - смотрят слишком часто, когда ты киноактер, но не получается. - Правда, сваливаем отсюда.
Их все-таки заметили, конечно, Себастиана отмечают в инстаграме на фотографии - сделана издалека, не поймешь ничего, если не хотеть, лица Криса не видно вовсе, только затылок, лицо Себастиана замаскировано очками, но это поцелуй, и для дотошных людей достаточно малого.
- Ненавижу тебя, - коротко сообщает Себастиан, удаляя уведомление; вытягивается на ковре гостиной. - Ты слишком много снимался в ромкомах.
- Не так уж много, - Крис отбирает у него телефон, садится.
- Но суть уловил. Поцелуй на глазах всей площади гребаного Колумба, там только оркестра, блядь, не хватало или признания в любви, не знаю, как думаешь, на сколько ты ебанулся по шкале от одного до десяти?
Крис действительно думает об этом, секунды три:
- Баллов на восемь.
- На восемь, - Себастиан тянет его за цепочку, заставляя наклониться, смотрит в глаза, и, на самом деле - понимает Крис только сейчас - на самом деле он даже не злится толком. - Ну ты себе польстил.
- Это все моя звездная болезнь. Я звезда Марвела, вообще-то.
- Тут ты прав, - серьезно отзывается Себастиан. - Ты немного больной.
Я тоже, слышит Крис, когда Себастиан прикусывает его нижнюю губу; может, и не немного, слышит Крис, накрывая его тело своим; удобная такая болезнь.
Жить можно.
“Кстати, насчет признаний в любви.”
“Эванс, не вздумай.”
“Ты не знаешь, что я собирался написать.”
“Ничего такого, что не мог бы произнести своим чертовым ртом. Захочешь - скажешь при встрече.”
Он скажет когда-нибудь.
Он услышит ответ.
@темы: графомания, ДНИЩЕ, дитя дьявола, театр абсурда, эванс
-
-
23.07.2014 в 14:08-
-
23.07.2014 в 14:20-
-
23.07.2014 в 14:33-
-
23.07.2014 в 15:11а в плане текста - перфекшн
-
-
23.07.2014 в 16:08Анданте, все они, не я!
TylerAsDurden, знаете, это нормально, я вот свой клубок чувств вообще распутать не могу, вы хоть умиляетесь
-
-
23.07.2014 в 16:39*воет*
-
-
23.07.2014 в 19:09-
-
23.07.2014 в 20:22-
-
23.07.2014 в 21:20Это все очень круто, честное слово.
-
-
23.07.2014 в 21:37Стэн и сигарета
....
Дикарь из Европы, Гребаный янки - милаши какие, а.
Он скажет когда-нибудь.
Он услышит ответ.
и тут порвало, да
блин, забавная, это просто невероятно.
Люблю вас, люблю ваших мальчишек, люблю ваши тексты...
спасибо вам огромное!
-
-
23.07.2014 в 21:46НУ НЕВОЗМОЖНО Ж ВООБЩЕ!
На честном слове засел ждать инстаграма хДДДД
Он явно не скоро, но все же
Я вништо короче
А будут пасхалки какие-нибудь? Нельзя ж их так оставлять
Лучи любви вам, потому что текст невероятно прекрасен
-
-
23.07.2014 в 21:56..................................................
Я БЫЛА БЫ, ЗНАЕТЕ.
ДОВОЛЬНА.
ВЫ ПРОСТИТЕ, Я НА БОЛЬШЕЕ НЕ СПОСОБНА ПОКА.
-
-
23.07.2014 в 22:00[Terracotta Pie], КОНЕЧНО ВЫПЬЕМ
и да, конечно, и вбоквелы, и приквелы, и не по одному разу, всякое будет хддд
Marretjen, ПОЙДУ В МАГАЗИН. ДЛЯ СУПА НЕ ХВАТАЕТ ПРОДУКТОВ.
..................
-
-
23.07.2014 в 22:03ПС вы мне щас очень-очень подняли вдрызг изгаженное настроение, поэтому можете считать вашу сегодняшнюю *радостную* миссию выполненной!!
-
-
23.07.2014 в 22:04ооооо, я очень рада, это главное, что от текста хорошо
-
-
23.07.2014 в 22:08-
-
23.07.2014 в 22:12мазохисткахотя с вас еще станется написать какую-нибудь нервотрепку
-
-
23.07.2014 в 22:25-
-
23.07.2014 в 22:25Я вот щаз запомнил! ДАЖЕ ЗАПИСАЛ!
и да, конечно, и вбоквелы, и приквелы, и не по одному разу, всякое будет хддд
Какая замечательная новость!
Лучей вдохновения вам хд
-
-
23.07.2014 в 22:35ВЫ ЕГО ДОПИСАЛИ!
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
ГОСПОДИ, как не сесть перечитывать прямщас.
пойду напьюсь.
-
-
23.07.2014 в 22:51-
-
23.07.2014 в 22:52авторатекст и ждут обновлений, ноникогда неочень редко комментируют. Но, правда, не могу не.Очень вкусный текст. Горько-сладкий, жестко-мягкий одновременно, пряный, объемный, плотный. Вот именно что: все завязано на вкусе, привкусе, послевкусии - от каждого кусочка. Я дочитала - и сижу пьяная. И кончики пальцев покалывает. И хочется снова перечитывать - не знаю уж, то ли сродни зависимости, то ли просто очень качественный текст. Наверно, и то, и другое)
Очень осязаемый текст, очень визуально насыщенный, даже без дополнительных материалов в виде фото и шикарного арта (который стоит отдельного упоминания!).
Текст, написанный с любовью и о любви.
Спасибо большое!
-
-
23.07.2014 в 23:18кот Аой, Sapfira23, sombra2, спасибо большооооое
[Terracotta Pie],
Red Sally, ДОПИСАЛА
Hope, оо, я так люблю, когда вылезают из сумрака! хдд
вы так чудесны, спасибо большое!
-
-
23.07.2014 в 23:34-
-
23.07.2014 в 23:35-
-
23.07.2014 в 23:36-
-
23.07.2014 в 23:38ВЫ ПРОСТО КЭП КАКОЙ-ТО!
нет, вообще это очень клево - хотя очень стандартно - сценарий типа все плохо-все хорошо-все очень плохо-все очень хорошо XD
КОРОЧЕ! если вы сделаете плохо, я вас уговорю на третью ФЛАФФНУЮ часть, так что поимейте, так сказать, ввиду.
-
-
23.07.2014 в 23:40это офигенная история. и точка, которая не финальная точка. вино, площадь и солнце. AWWWWW!
спасибо вам
-
-
23.07.2014 в 23:40" что можно трахаться с другими людьми, жениться на других людях, не видеть друг друга годами, жить в разных уголках земли - и всё равно оставаться самыми близкими друг другу людьми. единственными, кто поймёт. единственными, кто всегда придёт на помощь."
вот я о таких вещах, о том, что не останутся посторонними не потому что "ой мы когда-то трахались", а по-человечески вообще
так что окончательно плохо я тут никогда не сделаю! если захочу плохого, ПОЙДУ НАПИШУ ТЛЕННЫЙ СТАРБАКС
-
-
23.07.2014 в 23:43