886 словОчень хочется послать все нахуй, но это, вроде как, будет непрофессионально.
- Да чего ты, - пожимает плечами Поз, Будда местного разлива, - устал, ну, значит, устал. Тебя как будто мама за это наругает, Тох.
- Ну ладно, - бормочет Антон уже в такси, развозящем их по домам в Воронеже, - пошло оно все нахуй.
Не то чтобы ему нужно было чье-то одобрение на бесплодные жалобы, вызванные банальным переутомлением, они, в конце концов, откатали двадцать три концерта, конца и края туру в ближайшие полтора месяца не видно, чего уж там. Просто, - просто иногда это кажется неуместным даже в голове Антона, - а для Антона, вообще говоря, само понятие неуместности чего-либо не особенно привычно, - и собственные дебильные переживания кажутся тупостью.
Это не переживания даже.
Он реально устал, больше и раньше обычного в этом году; он устал, и ему хотелось бы, ну например, психануть и запостить что-то на эту тему в инстаграм, как делают обычно нормальные люди в таких случаях. Вот эти все, выдумывающие печальные подписи к черно-белым фоткам, злоупотребляющие многоточиями и лишними выебонами, “какой тяжелый был день”, “работаю сутками”, посмотрите-какой-я-сука-занятой, пожалейте меня, одобряйте меня; скажите, какой я классный. Антон смеется над такими вещами чаще, чем нет, но сейчас он задумывается, насколько один подобный пост может оказаться на самом деле терапевтическим.
Надо спросить у Арса; половина его хэштегов - из той же оперы.
Но Арс остался в Москве, чтобы после обязательств в Главкино метнуться в Питер, и беспокоить его какой-то тупой херней не то чтобы хочется.
Антон пишет ему тем же вечером.
“Лучше выложи просто красивую фотку какую-нибудь, всем веселее”, отвечает Арсений примерно секунд через пять, и Антону требуется еще пара дней, чтобы получить относительно новое фото, удовлетворяющее таким категоричным требованиям.
- Вот видишь, - смеется перезвонивший ему Арс; где-то в Питере он сейчас, судя по знакомым приглушенным звукам на том конце провода, роется в кухонных ящиках в поисках кофейной заначки, - и никаких фильтров даже не надо. Легче стало?
- Слушай, ну, - Антон ухмыляется, открывает дверь на балкон и тут же ежится от рванувшего в его сторону холодного ветра. - Это тебе сразу легче, когда ты всем показываешь, какой красивый.
- Каждый человек с экрана - немного нарцисс, - серьезно отвечает Арсений; ложка отчетливо звякает о стенки его кружки, - и даже не только я. Не отмазывайся, Шаст, - Антон красноречиво молчит, закуривая, и Арсений тихо смеется. - Ладно, меня зато порадовал. И полмиллиона девчонок.
- Это да.
- Не кисни.
- На радуге зависни?
- Ага, - довольно отвечает Арс. - На радуге.
Перерыв между концертами дает, вроде бы, необходимую передышку, но уже в Москве, между Воронежем и Тюменью, ощущение легкости пропадает; вслед за Димой Антон еще раз поздравляет Серегу с прошедшим днем рождения и бухает в его честь в самолете, чтобы поспать лишний час или полтора.
Арс уже ждет их во дворце культуры; дергает Серегу за ухо, восторженно приветствует Позова и долго жалуется на то, как холодно и одиноко ему было в этой долбаной Тюмени совсем одному; потом, признав наконец представление оконченным, стихает и обнимает Антона так долго, как только позволяет их бодрое сегодняшнее расписание.
- Реально, прилетел, а тут темно еще, - объясняет он куда-то Антону в шею, стискивает руки за его спиной. - Иду в аэропорту воды купить, а продавщица, знаешь, такая… прямо вот продавщица. Как рявкнет: перерыв! И табличку на прилавок поставила. Перерыв на обед. Вот это, думаю, обеды у вас в Тюмени ранние.
- Она тебя не узнала просто, - усмехаясь, сочувствует Антон, сдвигая немного набок мешающийся козырек кепки, и жмется носом к виску Арса, - такую-то звезду.
- Конечно. Я вот красную дорожку ждал и миллион удовольствий.
- Удовольствий, - смешливым эхом отзывается Антон. - И оркестр, да?
- Оркестр - обязательно. И гимн, странно, что не спела в мою честь.
- Мы их научим, как надо важных людей встречать.
Тех дней отдыха, серьезно, как будто бы не было, пропали просто, стерлись в никуда; за Тюменью следуют два концерта в Челябинске и интервью между ними, где Антон очень профессионально улыбается и очень профессионально демонстрирует, как ему хочется веселить людей и не хочется спать. Даже Арс в какой-то момент сдается и становится чуть больше похож на обычного человека; то и дело надевает очки, заявляя, что у него глаза болят от яркого света, - башка у него трещит с перепоя, и больше ничего, - и хмурится в экран телефона.
Антон продолжает убеждать себя, что он любит то, что делает, а от того, что любишь, устать никак нельзя, но сдается уже в Екатеринбурге.
- Можно, - продолжает изображать Будду Дима, пока они, распластавшись по креслам в пиццерии, ждут все-таки умотавших за какой-то очередной непонятной футболкой Арса с Сережей. - Устать можно от чего угодно, поверь умному человеку.
- Это тебе, что ли?
- Ну так, - приосанившись, Поз коротко смеется и присасывается к только что принесенной бутылке воды, явно посчитав беседу законченной.
- Тоже мне мудрец, - ворчит Антон, роняя голову на руки и чудом не попадая лбом прямо по тарелке; прописные истины ему объяснять не надо.
Он просто им противится, как может, и сам не очень понимает, зачем.
Вот ведь совпадение: Арс и в этом большой специалист, может, опять посоветоваться?
- Ты живой еще? - будничным тоном уточняет Арсений, когда они вваливаются в номер, Антон практически виснет на его плече.
- Неа, - честно отвечает Антон, немного поразмыслив; Арс, покачав головой, доводит его до одной из кроватей и, дождавшись, пока Антон сядет, плавно опускается на колени рядом.
- Значит, трахаться не будем? - тем же тоном продолжает Арс, принимаясь методично стаскивать браслеты с запястий Антона, один за другим, и Антон трагически стонет:
- Вот щас не смей ржать, - поймав взгляд Арсения, он округляет глаза. - Веришь, нет - голова болит.
Подлый Арс старательно и не особо успешно давится хохотом.