ну такое
тыща восемьсот на этот раз
мари это вам- Я жене звонить собирался, - монотонно повторяет Дима раз уже в третий, продолжая вертеть в руках бесполезный теперь телефон. - Вот с этой самой трубы собирался звонить.
- У меня самого телефон сел, - зевает Арсений.
- И обязательно надо было мой сажать?
- Ну да, - он пожимает плечами, не зная, что еще сказать в свое оправдание; они в пустынной комнате ожидания иркутского аэропорта, торчат уже второй час, совсем скоро объявят посадку на следующий рейс, и у Арсения сел телефон, спать он перехотел, заняться толком нечем, а встать - тоже нельзя; Антон спит у него на плече, крепко вцепившись в куртку, и двинуться лишний раз Арсений боится.
Не хочет.
Поэтому и отобрал у Димы его телефон, поиграл там в каждую из пяти установленных игр раза по три; ну, посадил, с кем не бывает-то? Обидчивый какой.
- Попов, ты сволота.
- Ну че ты заладил, - стонет развалившийся на жестком диване напротив Сережа. - Заряди по-быстрому, до посадки еще…
- Минут пять, - подсказывает Арсений, тихо хмыкнув, и тут же вскидывает свободную от Антона правую руку, блокируя шутливый подзатыльник от Позова. - Молчу-молчу.
- Не успею зарядить, - подтверждает Дима, и Матвиенко бормочет что-то агрессивное, смешно трет кулаками глаза, прежде чем попытаться их нормально открыть:
- Мой тогда возьми, позвони. А хотя, - уже начиная хлопать себя по карманам джинсов, Сережа хмурится, - разница с Воронежем твоим сколько? Четыре часа, пять? Она спит же еще, Поз.
- А, - Дима ошарашенным взглядом сверлит грязно-белые часы на такой же грязно-белой стене; бесстрастный женский голос что-то вещает из динамиков, но Арсений не вслушивается. - А. Ну да. Блин, да.
- Блин, да, - передразнивает Арсений, косится на лениво замахнувшегося в его сторону Позова и, беззвучно посмеиваясь, рассеянно поглаживает Антона по плечу.
- Там посадку объявили, ребят, - подскакивает к ним неизвестно откуда взявшийся Стас; Оксана маячит за его плечом, держа в руках полупрозрачный пакет с бутылками воды и какой-то неясной мелочевкой. - Погнали. Шаст… Блин, он что, дрыхнет еще? Капец, мы час назад от вас ушли. Арс, он там не помер?
Арсений неопределенно жмет правым плечом, опускает взгляд на Антона:
- Антох, - щелкает его по носу, вызывая лишь сумрачное бурчание в виде реакции, - Шастун. Ша-аст, - он запускает пальцы Антону в волосы, сдвигая натянутый почти на лоб капюшон, легко подталкивает в бок затекшей рукой.
- Че ты нежничаешь с ним, пни разок, да и все, - кряхтя, советует Серега, поднимаясь с дивана, но Арсений только отмахивается, не находя в себе ресурсов даже для дежурной шутки.
- Антоха, подъем, - продолжает он; сдвигает Антона с себя, придерживая за плечи, чтобы удержать в вертикальном положении; тот распахивает наконец заспанные глаза, недовольно морщится, взъерошенный весь, нахохлившийся, мрачный во всем своем черном. - О, смотри-ка, живой.
- Живой! - победно вскидывает руки в воздух Сережа, прежде чем скрыться в холлах аэропорта вслед за Стасом и Димой; Оксана уже говорит с кем-то по телефону, машет в сторону двери, показывая, чтобы догоняли, и выходит тоже.
- Арс, - хрипло зовет Антон, и Арсений тут же оборачивается обратно к нему; от сонного вида Шаста ему самому наконец хочется снова спать, но нельзя прямо сейчас. - В каком мы городе?
Разумный вопрос.
- В Иркутске.
- Сейчас же декабрь. Декабрь же? - хмурится Антон. - У нас уже был концерт в Иркутске. Месяц назад?
- Был, был, - смеется Арсений. - Пересадка сегодня, Новосибирск-Барнаул.
- Барнаул… - тянет Шастун так задумчиво, будто в одном названии города кроются все тайны бытия, и наконец немного светлеет лицом. - Бля, точно. Гребаные ранние рейсы.
- Ну, бухать тебе не помешало, - фыркнув, Арсений рывком поднимается на ноги, наблюдая, как следом за ним это делает Шаст, медленно и осторожно, с лицом человека, пытающегося переосмыслить всю свою жизнь. - Прямо до вылета из Новосибирска.
- Ты тоже бухал, - обвиняюще тычет пальцем ему в грудь Антон. - А по тебе не скажешь вообще.
- У меня синяки уже не под глазами, а на все лицо, ты чего.
- Не видно, - упрямо сообщает Антон, пока они бредут из комнаты ожидания к нужному выходу на посадку.
- Ладно, я просто, - задумавшись на секунду, Арсений картинно сгибает руку в попытке продемонстрировать бицепсы, - суровый сибирский мачо. Нам все нипочем.
Это вызывает должны эффект; Шаст перестает быть полумертвым и ржет, сунув руки глубоко в карманы толстовки:
- Ты - питерская интеллигенция, кончай заливать.
- А был сибирским мачо, - парирует Арсений, издалека кивая машущему им Стасу. - Это состояние души, Шастун.
- Хорош, - отмахивается Антон, продолжая ржать, хотя даже сам Арсений может признать, что эта шутка не настолько бриллиантовая.
- Он живой! - вторично радуется при их приближении Серега, привлекая внимание выстроившейся в сонную цепочку очереди; Арсений усмехается, прикрывая ладонью лицо.
*
Окончательно до Антона доходит, что они именно в Барнауле, уже после концерта, на котором название города, как обычно, повторялось триста раз на все лады в самых разных ситуациях; это все равно сложновато. Потому что Антону все еще кажется, что только вчера они свалили из Саранска, - хотя это было десять дней назад, - а в Омске, где Арс демонстративно обижался на шуточки своего отца о том, насколько Матвиенко смешнее Попова-младшего, были как будто бы вот прямо сегодняшним утром.
Антону кажется, что еще год или два в таком режиме, еще пара туров, и он наконец выучит наизусть расположение всех городов на карте России.
Географичка бы с ума сошла от гордости за своего бывшего троечника.
- Просто такая сильная любовь! - горланят на два голоса Серега с Арсом на сиденьях позади, подпевая выкрученному по их просьбе почти на максимум радио; они едут, наконец, в гостиницу, и Сережа, видимо, снова записывает что-то для инстаграма. Хотя бы не свои бесконечные прямые трансляции, и на том спасибо. - Шаст, давай!
- ...ты еще не знаешь! - успевает вклиниться Антон, показывая язык возникшей перед ним фронтальной камере серегиного айфона. - Просто такая сильна-я любо-овь!
- Рома, кстати, отличный мужик, - вещает Арс в камеру, возникнув за плечом Антона, пока Матвиенко продолжает орать въевшиеся в память слова, - был у нас в эфире когда, и там…
Антон кивает, где надо, улыбается, где надо, и делает вид, что все еще включен, ровно до тех пор, пока Сережа наконец, сжалившись, не прекращает свои сиюминутные развлечения.
Когда Дима пять минут спусят включает собственную камеру, Антон сначала, глядя прямиком в объектив, вежливо уведомляет его о том, который сейчас вообще-то час, потом - о том, как они все тут нахрен устали, и только под конец ласково кроет Поза отборным матом под общий смех.
Камеру Дима все-таки выключает.
*
Не вспомнив больше о попытках записать видеодневник, Поз после ужина валится на кровать и засыпает практически сразу, даром что не храпит; приземлившийся на кровать напротив Антон тупо пялится в одну точку за спиной друга минут десять, прежде чем встряхнуться, насильно выдирая себя из оцепенения. Состояние - блеск, - то самое, когда так устал, что ни спать не получается, ни функционировать толком, - ни есть не хочется, ни отдыхать, вообще нихрена, а впереди еще три города до небольшого перерыва, и, наверное, когда-нибудь они прославятся? Так, чтобы на уровне с Пашей, и не надо было бесконечно кататься по турам?
В смысле, Антон очень любит гастроли и своих зрителей.
В смысле, ну блядь.
“Мы заканчиваем”, читает Антон, когда телефон вибрирует пришедшим от Арсения сообщением, напоминая о том, что все это время был зажат в его руке. Ушедшие с ужина пораньше, Арс с Сережей все это время были заняты чертовой трансляцией, которые, - Антон вот прямо уверен теперь, - нахрен уже не вперлись никому из них с настолько пугающей частотой, но Матвиенко продолжает поддерживать сетевую активность как будто из принципа; и не то чтобы о них четверых кто-нибудь смог забыть за пару дней онлайн-молчания, но Серега продолжает, и трансляции продолжаются, и Арс торчит там же с завидным мазохизмом, хотя до сих пор не может толком ответить на вопрос, зачем ему так надо регулярно читать фанатские вопросы, которые его бесят.
Он говорит: я актер, и мне нужно внимание.
Даже, может быть, и не врет.
Сообщение Арса - и традиционный способ побудить к действию, и не менее традиционная просьба вообще подать признаки жизни; иногда Антон засыпает еще быстрее Димы и шлет ответное рандомное эмодзи уже утром, но иногда, - с каждым днем, месяцем, годом и городом все чаще, - вздыхает, поднимается с насиженного места и, прихватив с собой ключ-карту и телефон, тащится в соседний номер; коротко стучит и, не дожидаясь ответа, заходит.
- А вот и Антошка! - радостно восклицает Сережа, но тут же хмыкает, присмотревшись к лицу Антона. - Расслабься, мы закончили уже.
- Ага, - рассеянно кивает Антон, уже сосредоточивший внимание на замершей на балконе фигуре, наполовину скрытой от них тонкими занавесками.
- Понял, пошел к Позу, - снова хмыкает Серега, вполне беззлобно, и быстро собирает явно приготовленные заранее вещи; Антон не смотрит, какие. - Не шалите тут, молодежь, - изображая голосом то ли бабульку, то ли Ревву, заканчивает Матвиенко уже на пороге, и уходит, удовлетворенный брошенным вслед пожеланием спокойной ночи.
Антон пересекает комнату за следующие пару секунд, выходит наружу; балкон ничем не застеклен, и в середине декабря в гребаном Барнауле Арсений Попов решил, похоже, превратиться в ледяную статую, потому что выперся в одном джемпере и стоит, засунув руки в карманы.
Очень стоически.
- Башка что ли съехала, Арс, - Антон приближается со спины, обхватывает Арса руками поперек груди; тот, даже не вздрогнув, смыкает на его запястьях холодные пальцы, Антон почти шипит, - ледяной уже, блин. Ты чего?
- Тут так… - Антон смотрит поверх плеча Арса на стройные ряды совершенно одинаковых жилых застроек и, уловив мысль, ухмыляется:
- Язык не поворачивается сказать, что красиво, да?
- Ага. Тут так… нормально. Очень нормально.
- Я - поэт, зовусь Арсений, - тихо смеется Антон, отнимает было руку, но Арс перехватывает его запястья, не отпуская, и сам, слегка извернувшись, лезет в карман толстовки Антона за пачкой; зубами вытащив сигарету, быстро сам прикуривает и протягивает через плечо, дожидаясь, пока Антон не обхватит ее губами. - Спасибо, - покрепче обхватив Арса одной рукой, Антон упирается подбородком ему в плечо и все-таки высвобождает вторую. - Слушай, ну правда холодно пиздец.
- Зато потом теплее будет. Заснем сразу.
- Тоже не спится?
- Вообще ни в какую.
- Пошли, - выбросив недокуренную сигарету не глядя, Антон берет Арса за руку, переплетает пальцы. - Пойдем.
Арс не спорит; настолько же уставший, как Антон, он отдает всю энергию без остатка каждый день и в какой-то момент, уже ночью обычно, резко выключается, как будто шокерами слишком сильно долбанули. Пару лет назад Антону на такое смотреть было страшновато, все казалось, что что-то не так, но теперь он знает, - у каждого свое, - Арс так перезаряжается, подскакивает наутро как ни в чем ни бывало, светится, невзирая на свои хваленые синяки и бесконечно подавляемую зевоту.
В порядке все.
Задумчиво посмотрев на кровать Арсения, Антон подходит сначала к той, что номинально принадлежит Матвиенко, забирает с нее подушку и одеяло; Арс плотно закрывает балконную дверь, щупает подрагивающими пальцами батарею, будто не доверяя тому, что она все-таки греет, трет ребром ладони лоб:
- Вот я дебил все-таки, а.
- Только сейчас понял? - улыбается ему Антон, вызывая быструю ответную улыбку. - Мы тебе сколько уже об этом твердим.
- Ну Шаст, - строит жалобные глаза Арс; зависнув на секунду перед раскрытым чемоданом, натягивает на себя вытащенный оттуда лишний свитер, в котором Антон без особого удивления узнает свою же вещь; в этом свитере тепло, он знает. - Середина декабря в Барнауле. Откуда мне было знать, что там мороз.
- Да-а, откуда, - пока Арс ложится, Антон стаскивает кольца и браслеты, складывает как попало на ближайшую тумбочку. - Свет выключаю?
- Давай.
Щелкнув выключателем, Антон зажмуривается на пару мгновений, привыкая к темноте; на удивление без приключений делает несколько шагов и заползает под одеяла; неудобная узкая кровать - на этот раз только лишнее преимущество в поиске тепла, когда Антон придвигается ближе к Арсу, тянет его на себя, обнимает в ответ.
- Устал пиздец, - еле слышно бормочет он, чувствует, как Арс улыбается ему в шею.
- Я тоже. Спи, Шастик, - Арсений, в противовес словам, засовывает ледяную ладонь ему под слои толстовки и двух футболок, и Антон охает:
- Твою же!.. Арс, чтоб… - но все равно перехватывает ладони Арса в свои, греет без вопросов. - Суровая сибирская ледышка.
Арс только хмыкает, благодарно целует его куда-то в подбородок, опускает голову и затихает совсем.
Антон не замечает, как засыпает.