Т5-31

[theendoftheline]

на заявку: "Стив\Баки. мпрг или омегаверс. нечаянная беременость. Баки не хочет ребенка."
мне на самом деле неудобно перед заказчиком, потому что я исполняла заявку исключительно ради того, чтобы показать, что я думаю об мпреге. ничего хорошего, то есть. ау-вселенная, мпрег иногда просто случается, все плохо, большеникогда, все дела.

- Должно быть, ты шутишь.
- Барнс, к данной ситуации я хоть сейчас выдам тебе список. Топ-сто шуточек из стенд-апа на этот счет, ты только попроси. Но - нет.
- Должно быть, мать твою, ты все-таки шутишь, - безжизненным, ровным тоном повторил Баки, вперившись в Тони мрачным взглядом. - Я пришел к тебе как к человеку, который абсолютно точно высмеет меня и скажет, что мне привиделось. Что мужчина не может увидеть на тесте положительный результат. Что мужчина, блять, вообще не должен использовать ебаный тест на беременность, понимаешь?
- Барнс, - Тони, шумно глотнув из бутылки с чем-то трудно определимым, насмешливо прищурился, заставляя Баки в сотый раз пожалеть о своем визите, - ты сам сказал - все симптомы, как у бабы, и ты купил тест, потому что это показалось тебе забавным. Проверка на глупость. Так вот, я говорю тебе - иногда это случается. Ты в своей древности не слышал о таком?
- Было в новостях пару раз, - Баки морщится, - кажется. Вроде бы, мы тогда смеялись, что так правительство маскирует настоящие новости. Вроде как - честным американцам веселее читать про мужика с пузом, чем фамилии пропавших без вести на фронте.
- Случаи участились с семидесятых, - против ожиданий, Старк не ухмыляется довольно, не ржет, вообще - фильтрует разговор, словно бы Баки болен или хоть сейчас готов оказаться на смертном одре; это пугает больше, чем плюс на тесте. - Что я могу сказать? Поздравляю, мамочка.
- Найди мне больницу.

Баки остается у Старка; по мозгам бьет абсолютно все, - белизна лабораторий, идиотские картины на стенах, невозможная утренняя тошнота, дикие перепады настроения, а главное - осознание.
Все это более чем реально.
Ребенок в его животе - реален.
Они говорили об этом однажды; уже после возвращения большей части воспоминаний, после выравнивания отношений, после четкого осознания, - они хотят быть вместе так сильно, как никогда раньше; разговор был слишком серьезным, Баки такие не выносил, но проговорить было просто необходимо.
- Ты же хотел детей, - сказал тогда Баки, устало потирая виски, - я помню, хотел. Говорил про одну-единственную, про хорошую и правильную семью, про детей и дом, - невыносимо было произносить все это, зная, что, пусть вероятность мала, но Стив может согласиться; только вот Стив пожал плечами и улыбнулся:
- Я вообще много чего раньше хотел. И все это ничего не значит, Бак, совсем ничего, - Баки поднял голову, глядя недоверчиво, и Стив улыбнулся снова; его улыбке верилось - всегда. - Посмотри на нас, мы можем умереть в любую секунду, я знаю это… теперь, - Стив говорил спокойно, как о чем-то совсем обыденном, а впрочем, оно ведь таким и было, стало таким давным-давно. - Можем уснуть во льдах, или, не знаю, отправиться в космос. Я не хочу думать о детях. Не в этой жизни.
Баки знал, что это не совсем правда.
Но верить хотелось.

- Ты не должен этого делать.
Стив повторяет это в двадцатый раз.
- И что случилось с “я не хочу думать о детях”? - Баки не хочется ориентироваться на чувства Стива, на его переживания, на уговоры; он не собирается поддаваться чужим желаниям, потому что все это - полный абсурд; Баки просто хочется, чтобы все вернулось на круги своя, и никакой долбанной чертовщины. - Что случилось с “какая разница, мы же вместе”?
- Но это наш ребенок, - Стив смотрит спокойно и твердо, и лучше бы он орал. - Целиком и полностью наш, Баки. И если мы так просто от этого откажемся…
- То избавимся от лишних забот, - Баки повышает голос без переходов, - избавим меня от восьми месяцев ада, от восьми месяцев какой-то херни с организмом, Старк показывал мне статьи. Ненавижу напоминать, но мне хватило промытых мозгов, Стиви, не хватало еще живота.
Стив как будто не понимает, или делает вид; иногда он проницателен, как никто другой, а иногда - как сейчас, в чем-то очень важном - становится невероятно узколобым.
Упрямым.
И это раздражает Баки, и он бесится от одного только собственного раздражения.
- Это должно быть общим решением, - говорит Стив; ну, конечно, ведь так правильно.
- Да пошел ты, - Баки перестает расхаживать по комнате, разворачивается резко, шагает к двери, - иди на хуй, Стив, серьезно. Сам разберусь.

“Я хочу этого. Нечестно, знаю, но я хочу.”
“Подумай, может, ты тоже.”
“Мы справимся. Я помогу тебе.”
“Я люблю тебя, ты же знаешь.”
Сообщения продолжают приходить, звонки - поступать; по дороге в больницу Баки, не выдержав, выбрасывает трезвонящий телефон в раскрытое окно такси.

Все обрывается, не успев начаться.

Мотоцикл - на стоянке; Стив стоит, подпирая сиденье, и Баки не может не остановиться.
Смотреть в глаза, впрочем, тоже не может, и Стив помогает ему в этом - быстро осмотрел и тут же повесил голову, разглядывая асфальт.
- Было больно?
- Нет.
Баки не знает, что делают в таких случаях; не знает, как говорят, что страшно было до чертиков, и подумать о даже ребенке в собственном теле - тоже невероятно, нечеловечески страшно, а еще хуже думать о его возможной судьбе, и о том, что они не справятся, просто не смогут нести ответственность за кого-то еще; не знает, как доносят до несостоявшегося отца, что это не должно ничего поменять.
В мире Баки такого вообще не должно происходить; и он не может, не может, не может посмотреть Стиву в глаза и сказать то, что думает.
Сказать - как хорошо, что это быстро закончилось.
- Я вернусь, - обещает он вместо этого, отступая на шаг. - Приду сам.
Стив кивает, как в замедленной съемке.

Баки возвращается через неделю.