Т2-01

[theendoftheline]

на заявку "Баки и Стив. Рефлексия и расковыривание черной дыры в душе Капитана Америки. Чем больнее - тем лучше."


Каждую ночь Стиву Роджерсу снится один и тот же сон.

Никто не станет включать по ночам свет, там слишком темно, но Стив прекрасно знает, кто лежит на простом деревянном столе, примотанный ремнями, мечущийся в бреду; никакой металлической руки, вообще никакой руки, но Баки уже не больно, он просто не чувствует, ничего не чувствует, он спит, и сон его беспокоен; он шепчет.
Он постоянно шепчет.
Одно и то же, раз за разом, - Стив, - Стив, Стив, Стив, - я думал, ты меньше, я знал, что ты придешь, нет, только с тобой, Стив, ты пришел, ты не должен справляться в одиночку, - Стив, - Стив?
Баки рисовался, сдвигая козырек фуражки, улыбался, натягивая форму, щурился, прицеливаясь; Баки все пытался свести Стива с какой-нибудь хорошей девчонкой, всегда успевал вовремя, чтобы защитить Стива от хулиганов, - защитить от себя самого, - тащил Стива на русские горки и на выставку Старка, успокаивающе сжимал худое плечо Стива, готов был идти за Стивом куда угодно, готов был умереть, хотел бы умереть, все лучше, чем на этом столе, чем в чужой власти, чем без руки, чем боль; Баки смеялся и хмурился, пока никто не видит. Баки был у Стива, а Стив думал, что наконец платит тем же в ответ.
Но Баки не смог бы даже встать, пот на висках, поджатые губы, он даже поскуливает, он все еще шепчет.

Стив просыпается в двадцать первом веке.

часть 1

Он не знает, было ли все так на самом деле; может, Баки отшибло память сразу, и он никогда не звал Стива, и его не пытали, и быстро вживили руку, и ему не было так больно, хотя Стив знает, Стив чувствует, что было, Баки было очень больно, в тысячу раз больнее, чем Стиву сейчас.
Роджерс не теряет надежды, но все равно отстает на пару шагов, и Баки Барнс, - Стив не может звать его Зимним Солдатом, никогда не сможет, - теперь может быть где угодно, в любой точке земного шара, а Стиву остается только выдохнуть, сцепить зубы и продолжать искать; у него есть цель. Стив Роджерс умеет действовать при наличии цели.
И днем все хорошо, Стив куда-то едет, или безуспешно ищет, или покупает сендвич, у которого все равно не будет вкуса, в ожидании очередной наводки от Наташи; днем Стив Роджерс среди людей, а среди них он всегда немного Капитан Америка, - Кэп уверен, спокоен, не расклеивается, не сдается, Кэп делает то, что должен стране или себе самому.
А потом всякий раз наступает ночь, и приходит все тот же сон; неважно, в каком месте проснется Стив в следующий раз, он знает наперед, что его будет трясти.
Стив Роджерс держится целых две недели, а после, проснувшись с отчаянным "Стив" в ушах, утыкается лицом в подушку, впивается зубами в кулак, воет, - беззвучно, - воет, воет, пока, наконец, не выходит хотя бы выдохнуть, попытавшись не закричать.
Ночью во сне - плохо, ночью наяву - во сто крат хуже; отвлечься снова не на что, воспоминания не идут из головы, близкие и далекие, - Гидра, ты мое задание, Бруклин, какой еще Баки, в Нью-Йорке три с половиной миллиона женщин, стенд на выставке, балка слишком сильно его придавила, - они наслаиваются, одно на другое, это как бесконечно прокручивать одно и то же кино; оно цепляет за живое, не дает расслабиться, оно плохое и заставляет тосковать и злиться, но нельзя поставить на паузу, паузы не будет.
Это кино про человека, которого Стив любит, которого Стив всегда любил, которым гордился, за которого опасался, который верил в него, который был нужен ему, которому хотелось быть нужным; это кино про человека, которого Стив стремился защитить так же, как тот всегда защищал его, - Стив пообещал, себе пообещал, - он Капитан Америка, он необычайно силен, абсолютно здоров, все будет хорошо, они будут воевать, они справятся, они победят; это кино про человека, за которого Стив был готов умереть и в десять лет, и в двадцать, и в бесконечность, - про человека, которому Стив говорил выполнить задание, нужно убить - значит убей, ты мой друг, я с тобой до конца; это кино про человека, которого Стив не спас.
Стив всегда видел мир таким, как надо, есть плохие ребята, а есть хорошие, плохих нужно останавливать, хорошим - помогать, и нельзя ставить кого-то выше других, - он Стив Роджерс, он Капитан Америка, спасения достоин каждый.

Ночью Стив снова воет в подушку; спасения был достоин только один, и он не получил его.

Баки летит в пропасть.
Стив отворачивается.

Тогда все было так просто, слишком просто; Баки погиб, потому что была Гидра, и война, и опасность, и тогда Стив чувствовал свою вину, тогда Стив впервые готов был убить их всех, просто покончить с этим, за коммандос, за Америку, за Баки. Сейчас Стив тоже чувствует вину, но убивать некого, разве что умереть самому, и он попытался, - он был готов, это было честно, это было искупление, - а потом очнулся на берегу, и рядом никого не было.
Так же, как никого не было рядом с Баки, - думает Стив, просыпаясь, и не хочет открывать глаза.
Как он посмотрит Баки в глаза?

"Бруклин, Кэп", пишет Наташа; Джеймс Бьюкенен Барнс снова в Нью-Йорке.
Он наверняка что-то вспомнил, взгляд осмысленный, лицо наконец что-то выражает, волосы снова короткие, совсем как в сороковых, это Баки, Баки, он не убегает, остановился; джинсы, перчатки, куртка, Баки вписывается в современный мир как Стив, и не вписывается в него точно так же, руки скрещены на груди, он не улыбается; интересно, он когда-нибудь улыбнется?
Стив делает шаг навстречу.
- Баки.
Барнс кивает.

upd.

окончание

Баки не отходит ни на шаг.

Не может поверить, наверное, так же, как не может поверить Стив; Баки цепляется за Стива, трогает его локоть, цепляется за ворот футболки, постоянно тянется обнять, дотронуться, проверить, - Стив, ты здесь, в самом деле здесь, мы оба живы, Стив, почему ты кричишь по ночам?

Они оба кричат, и квартира превращается в филиал лечебницы для душевнобольных, думает Стив.

Он не уверен, сильно ли отличаются их кошмары; у Стива появился новый, Баки теперь не шепчет его имя, не кричит от боли, не вертится, примотанный к столу, не шипит сквозь зубы, не плачет; Баки просто падает, и Стив не успевает его поймать.

Баки летит вниз, Стив отворачивается, Баки летит вниз, Стив отворачивается, бесконечно, по кругу, перед глазами словно выжжена надпись, - ты виноват, виноват, виноват, виноват, Стив Роджерс.

- Ты не виноват, - повторяет Баки; он валяется в кресле, закинув ноги на подлокотник, щурится, наблюдает за тем, как Стив бесцельно меряет шагами комнату. - Мы оба знаем, у тебя не получилось бы вытащить меня.

- Ты не виноват, - в очередной раз говорит Баки; Стив стоит у окна, и Баки подходит сзади, обнимает его со спины, вжимается лбом в плечо. - Ты правильно сделал, что не прыгнул вслед за мной, это было бы глупо, Стиви. Никто не выживает после падения с такой высоты, ты не мог знать.
- Я должен был, - отвечает Стив, и Баки красноречиво вздыхает:
- Тебе с лишними мускулами досталось лишнее чувство ответственности, приятель. Какое это имеет значение?
Стив уверен, что Баки убеждает не его, а самого себя.
Баки не может не винить его.

Старк при виде Стива изображает волнение, смотрит проникновенно, спрашивает, - у тебя кто-то умер, Кэп? Нью-Йорк сравняли с землей, а я и не заметил, сидя в лаборатории? Американцы сдохли, Кэп?
Стив не собирается отвечать на подколки; он и сам знает, что все позади, теперь Баки рядом, теперь Баки вспомнил, и он не обвиняет Стива ни в чем, и не собирается никуда уходить, и тот шанс, что не выпал им в сороковых, снова маячит на горизонте, - Баки рядом, Баки жив, все замечательно, осталось только поверить в это.
- Встряхнись, Кэп, - командует Старк. - Встряхнись, легенда нации. Если будешь ходить с таким лицом - Америка, знаешь ли, обречена.

Это неправда.
У Америки все прекрасно.

Баки летит вниз, Стив отворачивается; не поверил, не удержал, не поймал, не нашел, - виноват, - Стив резко садится в постели, тяжело дышит, у него давно нет проблем с дыханием, оно не сбивается при беге, астма вот уже семьдесят лет как забыта, сил хватит на десятерых, но Стив все равно дышит прерывисто, тупо уставившись в темноту, стискивает кулаки.
- Мне тоже снится, - Стив не оборачивается, когда слышит голос Баки; тот лежит, закинув руки за голову, смотрит внимательно, - плен, падение, лаборатории. Это в прошлом, Стиви, - мягко добавляет Баки, протягивает правую руку, гладит по плечу, по спине, осторожно разминает шею; Стива бьет дрожь.
- Ты никогда не рассказываешь, - замечает он. - Подробности.
- Я не узнаю тебя, - Стив смотрит на него, шокированный, но Баки улыбается, открыто, чисто, лукаво, как всегда. - Спокойно, капитан, память при мне. Но я не узнаю тебя, Стив, - он враз становится серьезным, садится, рука замирает на шее Стива, - прошлое должно остаться прошлым. Я не хочу ничего рассказывать, потому что собираюсь забыть обо всем, что случилось, раз и навсегда, - Баки медлит, аккуратно кладет руку на щеку отвернувшегося Стива, заставляет его посмотреть в глаза. - И я не буду ничего тебе рассказывать, потому что ты съешь себя заживо. Ты, вообще-то, и так это делаешь, а мне только и остается смотреть, как ты себя изводишь.
- Прости, - безнадежно выдыхает Стив, пожимает плечами, отворачивается снова; он не может ничего с этим сделать, это глупо, конечно, глупо и неправильно, раз за разом ковырять старые раны, погребать себя под чувством вины, каждую ночь медленно умирать. Но Баки падает, Стив отворачивается, а потом все летит к чертям; как можно оставить это в прошлом?
- Нет, - плечи Стива напрягаются, но Баки продолжает безжалостно. - Ты же всегда был умницей, Стиви. Я не говорил тебе раньше, - он издает смешок, такой знакомый и понятный, и наверняка улыбается, склонив голову к плечу, - но ты даже умнее меня. Почему ты не видишь главного?
В конце концов, думает Стив, если они не будут говорить об этом сейчас, то не будут говорить никогда.
Это плохо кончится.
- Я подвел тебя, - монотонно отвечает он, Баки начинает было возражать, но Стив качает головой, - послушай. Я подвел тебя, и думал, что ты умер, но на самом деле тебя лишили всего, личности, памяти, свободы, - он повышает голос, распаляется, - заставили убивать, много убивать, а ты даже не знал об этом, тебя обнуляли...
- Ну да, а ты в это время спал и ни о чем не подозревал, - замечает Баки, рука снова ложится на шею, в голосе Баки нет обвиняющих ноток, но Стив все равно их слышит:
- Какая разница? Мы вместе до конца, помнишь? И я подвел тебя. Так чего я не вижу? Что главное?
Стив резко поворачивается; Баки смотрит на него спокойно и насмешливо, он давно уже так не смотрел, Стив всегда видел в его глазах боль, отголоски чужой войны, отзвуки чужой смерти; а может быть, Стив просто смотрел в свое отражение, потому что взгляд Баки - это детство, и рисунки Стива, и Кони Айленд, и аттракционы, и парки, и Бруклин, и шуточки, и зеркало, в которое Баки Барнс любил смотреться, красуясь.
Взгляд Баки - это спокойствие; он резко меняет положение, оказываясь со Стивом лицом к лицу, обхватывает ладонями его голову, встречает взгляд, Стив почти загипнотизирован, Стив забыл, что хотел сказать.
- Главное, - шепчет Баки, и от этого шепота Стива снова бросает в дрожь; Баки улыбается, - это то, что мне все равно.

Губы у Баки теплые, и Стив замирает от неожиданности, неверия, а Баки все целует его так, словно не может напиться, словно мучился жаждой, а теперь наконец добрался до источника, - и Стив отвечает, выдыхает судорожно, он тоже дорвался; руки тянутся сами, он крепко обнимает Баки, стискивает ладонями спину, Баки, наверное, должно быть больно, но он только продолжает держать лицо Стива в своих ладонях.
Продолжает держать, а Стив держит его.

Они больше не падают.